Я тоскую по северу, по холодным заливам,
где родился я русским, где бывал я счастливым,
где прошло мое детство, где встречались нередко
родники ключевые – наши давние предки,
где великие реки, словно матери наши,
овевали прохладою, милой, домашней…
И не зря узнавал я по весенним протокам,
как прекрасна Россия, как она синеока…
Только стало возможно в нашем рыночном веке
продавать нашу воду, истязать наши реки.
Вновь возникли идеи – это невероятно! —
прекратить наши реки, повернуть их обратно.
Чтоб текли они вспять – им поставить запруду,
чтоб текли они к югу, к незнакомому люду,
где сегодня иные и молитвы, и танцы,
где живут не родные, а вполне иностранцы.
Так, отринув от нашей, от российской опеки,
арестуют былые полноводные реки,
и невольные волны, навсегда полоненные,
задыхаясь, в пустыни повернут раскаленные, —
не на день, не на два, а, возможно, на веки.
Это будут не реки, а доходные чеки.
…А в безлюдной Сибири, как в разбитой посуде,
ни полей плодотворных, ни деревьев не будет.
И потопленный храм никогда не воскреснет,
как могучие избы, как народная песня.
Потекут наши реки в непонятном бессильи,
потекут они в общем-то против России,
против нашей природы, против Господа Бога.
Это будет в России часть ее эпилога…