В общем, с перечислением оплаты за второй семестр мы тянули до последнего, но так ничего и не наскребли. Против кредита батя пошёл на принцип, упёрся – ни в какую. Если б я в политех пошёл – другое дело, но мою специальность он считал бесполезной, и вроде как, даже постыдной. Всё попрекал меня, мол, дурачок, почему в Луганск или Донецк не поступил. Ближе добираться. Дешевле. А может и на бюджет бы смог (это вряд ли). Проблем бы не знал. Сглупил – сам теперь и выкручивайся. Я и выкручивался, как мог. То есть стоически забил, конечно. Как и подобает юному философу, по совместительству – раздолбаю.
Нужно сказать, что при поступлении я был единственным студентом с Украины на потоке. Африканцы были, китайцы были, были из Приднестровья. А с Украины, насколько я знаю, только я. В те времена для украинцев было уже не комильфо учиться в России. Поступить в Киев или Харьков – отлично, в Европу – престижно. Нашёлся только один альтернативно одарённый из Новошахтёрска, кому это показалось годной идеей.
Я.
Родителям я живо обосновал решение тем, что в Ростове живёт наша родня, у которой я могу остановиться. Буду под присмотром, так сказать. Сработало.
Пояснять свои мотивы мне не хочется – всегда найдутся те, кто готов охаять чужое мнение, – но придётся. Ну, вот представьте, русский для вас родной язык, на котором вы думаете. И вам придётся изучать на нём философию. То есть бытие называть буття, познание – пiзнання, а общество – суспiльство. Нет, что ни говорите, при всей певучести и красочности малороссийского наречия, для философии оно не очень подходит, так же, как считается, не подходит немецкий для объяснений в любви, а китайский – для того чтобы стать языком международного общения.
Говоря проще, как и любому юнцу, мне не хотелось напрягаться – вникать и осваивать лишнее. Хотелось провести следующие четыре года с минимальными энергетическими затратами мозга. В этом не было ни капли политики или сознательного выбора идентичности. На Донбассе с этим вообще мало кто заморачивался. До Майдана.
Майдан.
Мне кажется, самые ранние неполадки в сознании я зафиксировал именно в конце 2013 года, когда в центре Киева начались первые протесты, на которые силовики как-то неожиданно жёстко отреагировали. К тому моменту у меня уже давно не повторялись эти детские приступы оцепенения, когда минуты текут, а ты с выпученными глазами всё смотришь в одну точку. А тут, сидя в прихожей моей ростовской тётки, я поймал себя на мысли, что белки моих глаз будто парализованы, и что мне тяжело двинуться с места. Я сам себе напомнил хамелеона, замершего на ветке в ожидании добычи. Сравнение было настолько образным, что вывело меня из оцепенения. Я стряхнул с себя морок, выключил телевизор, и снова занырнул с головой в студенческую жизнь.