Пока все гуляли и играли, я обливалась потом. Пока все получали
выговор за плохие отметки, меня ругали за лишние сто грамм на
весах. Пока все думали, как закончить год без троек, я думала, как
попасть в призовую тройку. Желательно на первое место. После пришло
смирение.
Пусть этот путь выбрала не сама. Но только я могу пройти его
достойно. Добиться высот, заслужить долгожданное признание отца. И
ведь почти удалось… вот только почти рекорд - это не рекорд.
Мы поехали на вокзал. Папа сам решил проводить меня на
соревнования. Ведь они были решающими! Только доехали мы до
больницы. Точнее нас довезли. Точнее только меня. Машина въехала в
нашу на бешеной скорости прямо со стороны водительской двери. Отец
умер мгновенно. Что не удивительно, я видела фото с места аварии.
Нашу старенькую десятку просто сложило в гармошку. Прямо до меня.
Именно поэтому мое левое бедро оказалось буквально сжато и
раздроблено.
Наверное, здесь стоит сказать спорту спасибо. Иначе перенести
несколько операций, безумную по боли физиотерапию, изнуряющий
период восстановления, я бы просто не смогла.
Но сжав зубы, игнорируя страдания, даже не пытаясь рассматривать
отвратительный шрам, продолжала вставать на ноги. Вот теперь то, я
порадовалась родному биатлону, с его закрытыми костюмами. Потому
что даже самые плотные колготки не скрывают грубых рубцов. Я
пробовала.
Вот только восемь месяцев жизни, которые я посвятила своей
борьбе оказались напрасными. Вердикт врача был непреклонен.
- Только умеренные физические нагрузки. Вам, милочка и так
радоваться надо. Сначала выжили, а теперь ещё и на ноги встали.
Радости полные штаны! Разве не видно? Как это не видно? Даже
странно!
Но мне ничего не доставалось легко. Таланта у меня не было, всех
побед, я достигала лишь упорным трудом. Поэтому и здесь решила
бороться по старой схеме. Меня хватило на год.
Год, заполненный обучением всему с нуля. Потому как даже если
мозг и помнил, то тело дело вид, что первый раз видит лыжи!
Двенадцать месяцев постоянных тренировок с детьми. Мой уровень
больше не под кого не подходил, мне приходилось в прямом смысле
начинать сначала. Триста шестьдесят пять дней боли. Постоянной и
беспросветной. За это время я выучила все ее оттенки. От тупой,
тянущей, до острой, спазмирующей. От легкой и почти не ощутимой до
застилающей пеленой глаза и отнимающей возможность дышать. Боли,
что стала мне родной. Стала уже частью меня.