– В Черных Скалах?! – ужаснулся Пинь. – Да ведь там гнездилище самого Змея Горыныча!
И приятели испуганно переглянулись.
* * *
В этот самый час в своем замке в Черных скалах проснулся Змей Горыныч. Его старшая голова страдала бессонницей и маялась от злости и зависти, пока средняя и младшая головы спали. Наконец она не выдержала, куснула младшую за ухо и – тотчас притворилась спящей.
Младшая заорала от боли благим матом и разбудила среднюю голову – главную у Змея Горыныча. И самую умную!
Не раз Змей горько жалел, что на роду ему написано быть трехглавым, и завидовал сыну своему Горынчику, у которого пока одна только голова: спать ей никто не мешает, от глупости двух других голов она не болит…
Правда, в драке трехглавому сподручнее: таким жаром-пламенем на неприятеля дохнут все три глотки, что от него и памятки не останется! Самые наихрабрейшие храбрецы в бегство обращаются!
Змей Горыныч громко рявкнул, пыхнул огнем и запел:
Как у Змея у меня, у Горыныча
Есть три головы, три головушки!
Одна старшая – самая храбрая,
Одна средняя – самая умная,
Одна младшая – самая глупая.
Не то сестры мы, не то братья мы,
Три Змеевы головушки!
На звук огнедышащей песни в пещеру заглянул дрожащий от страха стражник.
Слугами Змея Горыныча были степные поганцы, давние враги русичей. Змей вступил в сговор с поганцами, чтобы на землю Русскую напасть и побыстрей ее защитников одолеть. Змей бил-жег с неба, поганцы – с земли… что и говорить, тяжко русичам приходилось! И все равно – поганцы Змея боялись еще сильней чем русичи!
– Эй ты, смертный, чего прячешься? – рявкнула старшая голова. – Позови его огнедышащее высочество!
Степной поганец, прижав руки к груди, трижды поклонился, упал на колени, что-то бормоча.
– Погромче, смертный! – раздраженно приказала младшая голова.
– Их… их огнедышащее высочество куда-то улетели, – кое-как выговорил стражник.
Средняя голова раздраженно пристукнула по земле хвостом, и степного поганца как ветром сдуло.
– Куда это запропал Горынчик? – сердито воскликнула средняя голова. – И что с ним вообще делается?! Помощи родителю – никакой! Стараешься, жжешь деревеньки русичей – а Горынчик взовьется на такую высоту, что кажется не больше воробья, и описывает в небе круги. Я как-то его спрашиваю: «Ты что, сякой-такой и такой-сякой, – против меня? Против родителя?!» – «Нет, – говорит, – я не против. Это, говорит, твое дело. Хочешь жечь – жги. Я тебе не мешаю. Только ты мне тоже не мешай».