- Не надо, - запинаюсь, начиная кашлять.
Разжимает пальцы, отворачивается.
- Мне лучше уйти, - поднимаюсь на ноги, в спешке натягивая белье, платье.
Беру рваные колготки и, скомкав, бросаю в мусорную корзину. Приглаживаю растрепанные волосы, боковым зрением наблюдая за Дорониным. Он застегивает ремень, накидывая на плечи рубашку.
- Извини, - выдавливаю улыбку, - я пойду, - проскальзываю к двери, касаясь ручки, и Саша кладет свою ладонь поверх моих пальцев.
- Я провожу.
Мы спускаемся по лестнице. Молчим. Внизу Доронин подает мое пальто, сжимая плечи и целуя в затылок.
- Саш, - оборачиваюсь, но он останавливает, направляя лицом к выходу.
- Не надо, иди. Тебя отвезут.
Во дворе уже стоит машина. Я чувствую его прикосновения, легкие касания вдоль спины, к локтю, огибающие талию. Раскрытая ладонь ложится на мой живот, нос упирается в висок, и я на миг прикрываю глаза.
- Звони, если будет нужна помощь, - шепчет и резко отстраняется, так, будто и не касался никогда.
Сглатываю и, пошатнувшись, убираю за ухо прядь волос. Мне холодно, до ужаса холодно. Прощаться тяжело. Слишком тяжело. Возможно, я бы могла остаться, могла все вернуть, мы могли вернуть, но мне страшно. Я не хочу жить в страхе, не хочу бояться каждого шороха, не хочу думать о том, что однажды он просто не вернется.
Меня колотит от одной мысли, что мне придется пережить еще чью-то смерть, я не смогу. Просто не выдержу.
Моя ненависть еще не иссякла, она просто уснула, ей нужна была передышка, но сейчас, когда я оглянулась на звук каблуков и заметила женскую фигуру, она возродилась вновь.
Ненависть, ревность - они смешались воедино.
- Саш, я купила шубку, - яркая улыбка, - смот… - и окаменение.
Анфиска шумно втянула воздух, смотря прямо в мои глаза. Рука, в которой она держала пакет, дрогнула, и черный мех выпал на землю.
Как он мог? С ней? После всего… не обращая внимания на Мартынову, резко разворачиваюсь к Доронину, но на его лице ни единой эмоции.
- Два месяца, - облизываю губы, давясь смехом, - я думала, что сдохну, а ты был с ней? Боже! – улыбаюсь, широко, чувствуя вкус своих слез. - Ну ты и мразь, - стискиваю ворот его рубашки, - у тебя ребенок умер! Ребенок! – ору, срывая голос. - Как ты мог? Я тебя ненавижу, слышишь?! Ненавижу. Почему на его месте не оказался ты? Почему ты не сдох?