Однако всё изменилось, когда из тумана раздался детский,
горестный плач. Мастеровой тотчас страшно побледнел рябым лицом и
громко сглотнул. А в его глазах загорелась паника.
И она стала в разы больше, когда из тумана вылетел перепуганный
писк, будто бы принадлежащий маленькой девочке:
— Матушка… матушка… ты где?
Мастеровой резко вскочил с сиденья и рванул к дверям автобуса,
тяжело топая ногами. А я без раздумий слетел со своего места и
прыгнул на него, аки самый быстрый в саванне тигр. Наши тела
сшиблись, и мы повалились в проход между сиденьями.
К счастью, я оказался верхом на мужике, а не под ним, что
грозило бы мне превращением в отбивную. Он весил килограммов сто
тридцать. Настоящий буйвол!
И этот буйвол яростно замычал, вперившись в меня огненным
взглядом:
— Не мешай, господом богом прошу! Не мешай!
В следующий миг он без труда сбросил моё тело с себя. И я как
сверхлёгкий истребитель пролетел по воздуху и неуклюже упал на пол
дальше в проходе. Мужик же вскочил на ноги и в мгновение ока
добрался до дверей. Он резко просунул между ними толстые мозолистые
пальцы и лихорадочно принялся их открывать.
Я отчаянно заорал с пола, чувствуя пульсирующую боль в виске,
коим задел сиденье:
— Стой, болван! Ты всех нас угробишь!
Но болван не послушал меня. Он продолжил бороться с дверьми. И
тогда к нему бросились другие пассажиры. Они пронеслись мимо меня,
едва не затоптав своими копытами.
Водитель же поспешно нажал на рычаг, который в экстренном
порядке закрывал окна стальными ставнями и намертво блокировал
двери. Ведь одержимые могли просто-напросто камнем разбить стекло и
влезь в автобус. Но что-то пошло не так. Рычаг заклинило. И ставни
не опустились, а двери не заблокировались.
Да что же это за день-то сегодня такой!
Перепуганный водитель выругался в сердцах и тоже кинулся на
работягу. А тот завопил срывающимся от переживаний голосом:
— Там моя малышка! Я узнал её голосок! Мой дом совсем рядом, за
поворотом! Она вечерами гуляет с матерью!
— Безумец, ты ей уже не поможешь! — взвизгнул водитель и схватил
мастерового за толстую шею, покрытую въевшейся грязью.
Рябой захрипел из-за недостатка кислорода, но страх за родную
дочь удесятерил его силу. Он поднапрягся, рывком раскрыл двери и
вместе с водителем вывалился из автобуса.
— Твою мать! — выдохнул я, почувствовав, как сердце трусливо
юркнуло в левую пятку.