Поэтому вылупившиеся на пустоши орки сбились в ватаги и устроили
небольшую драку. Вылупились они в странном, пустынном месте. При
некотором воображении, в окружающем ландшафте можно было узнать
древнее поле битвы. Или, “большой драки”, как сказал бы особенно
велеречивый орк. По безжизненной, неплодородной земле… Ладно, если
говорить прямо, просто сплошной глине, покрывшейся от жары
трещинами — были разбросаны ржавые холмики, состоящие из почти
сгнившего в труху железного хлама и зеленых пятен орочей грибницы.
Грибница покрывала темной зеленью ржавое крошево, бежала
веселеньким зеленым мхом в тени и трещинах, а кое где, с виду
безжизненная, пустошь была украшена тянущимися вверх острыми
колючими побегами. Это были особые выросты грибного мицелия —
конидиеносцы. Будь у орков врожденные навыки следопыта, они бы
поняли, что пустошь обитаема. На ней не хватало грибов, которыми
обычно обильно прорастала грибница, не было и сквигов, основы
орочьей экосистемы, не было и гротов — мелких полуразумных
оркоидов, этих предвестников появления орков. Скорее всего, тут
кто-то собирал урожай или пас своих сквигов, но увы, сейчас этот
кто-то — жалкие слабаки, очевидно — сбежали подальше от нового
урожая из бушующих молодых орков.
А молодые орки именно что бушевали.
Прошло довольно много времени, прежде чем новорожденный орк
осознал себя. В его разуме крутилось слово “Ваздакка”. Это слово
можно было бы перевести с орочьего как “Быстрый выстрел” или даже
“Скорострел”. Впрочем, у орков нет проблем с размножением в
принципе, поэтому никаких негативных ассоциаций с таким именем ни у
кого не возникало. Молодой орк захотел крикнуть свое имя. Объявить
себя миру. Он набрал воздуха в легкие, подняв свое рубило над
головой а морду запрокинул к небу. Но, еще никогда не произносившая
слова пасть, не послушалась его, выдав только булькающий, хриплый
вскрик. Это привело Ваздакка в секундную ярость и он ударил свою
дурацкую пасть кулаком, с зажатым в ней револьвером-шестизарядом.
Это было больно. Бить себя расхотелось.
Ваздакка оглянулся вокруг. Рядом с ним по полю слонялось еще
четверо молодых орков. Эти были, вроде как, свои. По крайней мере,
последнее время, они интуитивно держались вместе, стараясь не
убивать друг друга. Те, кто были “не свои”, уже были постуканы и
позорно бежали прочь. Постуканы все, а вот бежали не все. Некоторые
остались тут навсегда. В виде сильно порубленных трупов. Или не
сильно. Например, один орк, с обломком рубила, глубоко застрявшем в
черепе, лежал раскинув руки на взгорке. Не считая грубого,
скошенного и покрытого зубьями лезвия, торчащего в его голове, на
нем не было других ран. Правде, солнце заставило его зеленую кожи
сильно потемнеть.