– Значит, вы прокатите мой вариант Программы.
– Вот ответьте, высокомерный вы сопляк, что для меня важней – Программа, прямо касающаяся судеб сотен тысяч наших сотрудников и будущего Корпорации, или мое желание преподать вам урок?
– Преподать урок, – догадался Кит.
– Нет! Но я с определенностью заявляю, что еще случай рукоприкладства с вашей стороны, и я отстраню вас от работы. Сначала на две недели, а там посмотрим.
– Вы не можете…
– Неправда. Могу. Вы избили немолодого человека на глазах у многочисленных свидетелей, а следом он попал в госпиталь с тяжелейшим инсультом и крайне неясными перспективами на выздоровление. Если вы не забыли, по делу ведется закрытое служебное расследование. Или вы желаете, чтобы закрытое служебное расследование переросло в открытый судебный процесс?
– Ну… нет.
Мерфи слегка смягчился.
– Научитесь держать себя в руках, Кристофер. И поменьше придираться по пустякам. В конце концов, согласитесь, Проект был весьма неплох и в первоначальном варианте.
Кит не спорил. Неплох, чрезвычайно неплох. Все же над Проектом работали лучшие специалисты. Но ему было абсолютно не нужно, не важно и не интересно, чтобы неплохо. Ему было нужно, важно и интересно, чтобы превосходно! Великолепно! Идеально! Он был неисправимым, неизлечимым перфекционистом! Твою мать! Заливистая трель спин-трубки в нагрудном кармане пиджака помешала Киту объяснить свои простые взгляды на жизнь.
– Позволите?
– Пожалуйста.
Левой рукой в стерильной перчатке Кит прижал к уху серебристую спин-трубку с фирменным знаком «Ланкастер Индастриз».
– Ричард? Да, я зашел и уже ухожу. Что ты смеешься? Гофман? Что с ним? Застрял? Где застрял? В лифте?
Хотя он опаздывал всего на четыре минуты, Шарлотта начала нервничать и даже думать, что он вовсе не придет. Она всегда подозревала, что их связь однажды закончится именно так – он не придет.
И не потому, что у него наладятся отношения с женой. Хотя, возможно, поэтому тоже. Но, скорей всего, с ним случится что-то ужасное.
Ужасное представлялось Шарлотте чем-то неясным, аморфным, но оттого не становилось менее ужасным. Ожидая его в ресторане, она думала об этих мужчинах. Об этих сильных, умных, деятельных, преуспевающих мужчинах, которые задыхались и умирали от смертельной тоски в своих шикарно обставленных кабинетах без солнечного света и свежего воздуха. Она думала о финансовых кризисах и политических дрязгах, об алкоголе и маленьких таблетках, несущих радость и покой, и о том, как легко покончить со всем этим одним-единственным выстрелом.