Два месяца спустя, вновь газетная сенсация: в головной офис Оноприенко нагрянули люди в масках, всю челядь – харями в пол. Что-то искали. Видимо, нашли. Потому что самого Оноприенко задержали и увезли в «Матросскую тишину»2. Судя по информации, инкриминируют преступления – не только экономические (сокрытие доходов от налогообложения), а и уголовные (пишут, что заказал кого-то из конкурентов). Прокуроры грозятся большим сроком – от десяти и до двадцати лет. Собственность опечатали, на все счета, в том числе и в зарубежных банках, наложен арест.
Сережка не злорадствует, но и не горюет. Всяк идет своей дорогой. Его, доктора наук и профессора Савиных, дорога хоть и в колдобинах, мало обустроенная, но прямая и безопасная. А что еще-то надо честному человеку?
Может, это и есть торжество справедливости?
Тихон Сокольников – номенклатура. Не та, что в прежние времена, а все же… Его судьба всецело в руках чиновного люда, а этот «люд», если что не по нему, может «задвинуть» туда, где Макар телят не пас. Однако ж, если угодишь и хорошо подфартишь, то и двинет вверх, либо устроит на «хлебное» местечко, а это куда предпочтительнее. Пока что Тихону везет. Везет в том смысле, что обходится без проколов, поэтому его, зарекомендовавшего себя на одном месте, передвигают на другое. При этом называют новатором, говорят, что Сокольников везде бывает на своем месте, чувствует себя, как щука в речке, где пескарей видимо-невидимо.
Сейчас Тихон – директор муниципальной гостиницы. А два года назад управлял ЖЭУ, еще раньше – сапожной мастерской, работавшей исключительно на богадельни, то есть на дома престарелых, где и поднаторел по части оказания сервисных услуг населению.
…Утро. Тихон сидит в своем кабинете и скучающе глядит в окно, где по главному проспекту веселый и суетливый народ шастает: туда-сюда, туда-сюда. Народ свободен, потому и неугомонен. А он? Как каторжный. Не уйдешь никуда. Его подопечные нуждаются в неусыпном надзоре.
Тихон фыркает и зло сплевывает себе под ноги.
– Сволочи!
Крепенько так он часто выражается. По адресу? Не трудно догадаться. При Горбачеве, в самый закат перестройки (тогда он управлял банно-прачечным комбинатом) не раз вызывали в райком партии, укоряли: нельзя, мол, по адресу банщиц соленые словечки отпускать, они, мол, как бы тоже люди. Тихон, конечно, кивал, соглашаясь со всем, но, вернувшись в собственную «епархию», напрочь об укорах забывал. В райкоме его любили: за соглашательство…