– Мальчики, вы тут живые?
– Наташа, – прохрипел полковник первым.
– Наташка, – еще более хриплым голосом воскликнул рядом генерал-майор, – ты живая?!
– Семенов, – вздохнула Крупина тоном много повидавшей на своем веку учительницы, – был дураком – дураком и остался. Конечно живая.
Теперь – услышав про «дурака» – недовольно заворчал за спиной генерал-майора майор Рычков. Но этот вулкан тоже не проснулся. Потому что Наталья скорчила испуганную мину на лице и выпалила, словно только что разглядела большие звезды на погонах Семенова.
– Извините, товарищ генерал-майор, – едва не бросила она к непокрытой голове руку, – разрешите представиться. Крупина Наталья Юрьевна; специальный представитель Правительства Российской Федерации.
– Черт! – выдохнул Семенов.
Об этом; точнее этой представительнице его предупредили. Заместитель министра обороны, сообщая ему этот прискорбный факт, как-то странно поглядел на него. «Прискорбный» – потому что с этой минуты командование переходило к этой женщине, давней…
– Нет, – признался все-таки себе Семенов, – не недругу! Давней сослуживице. И человеку, что спас меня там, в Афгане. И тебя, кстати, тоже.
Он скосил взгляд на американца, который сиял рядом лицом, не решаясь броситься вперед. Оба они, бывшие сидельцы в зиндане, последние полчаса, нарезая круги сначала вокруг состава, а потом и более широкий – вдоль цепи оцепления российских десантников – приглядывались друг к другу, не решаясь вспомнить тот день, закончившийся для них так удачно.
А Наталья первой шагнула вперед, остро ощутив, как рада она крепким мужским объятиям. Сначала русскому – пахнувшему свежестиранным камуфляжем, чуть-чуть потом и – показалось ей – казармой родного Рязанского училища. А потом и американцем, в котором (Крупина незаметно сморщила носик) мужское начало заметно перебивал какой-то парфюм. Но все равно – она была рада и этому полковнику; ему персонально, а не тому тайному делу, с которым прилетел сюда на вертолете американский десант.
– Ах да, – чуть не хлопнула она себя по лбу, уже шагнувшая было туда, где можно было начать разговор о деле, об «объекте», – чуть не забыла!
Тут Наталья немного слукавила – она никогда и ничего не забывала; специально обучалась когда-то этому. Сейчас же она повернулась, и склонившись над громадным телом, шлепнула его по внушительной даже под форменными штанами ягодице; потом еще раз – по другой. Чернокожий сержант оба раза послушно подпрыгнул на месте, удивительным образом оторвавшись от асфальта ожившими мышцами могучего пресса. Потом он одним текучим движением, показывающим на годы тренировки у знающего сэнсея, оказался на том же асфальте, и на тех же ягодицах, которые буквально горели от таких несильных внешне ударов. А еще горели лицо и уши, что проявилось лишь в том, что кожа вместо иссиня-черной стала серой; горели от ярости. Но эту ярость вскочивший так же упруго на ноги сержант обрушить ни на кого не успел. Потому что раньше его официальным до скрежета в зубах тоном подполковник Крупина обратилась к старшему американскому офицеру: