Отцы да матери.
Дядья с тетками.
Племянники, племянницы и все-то, кому надобно будет помочь,
услышать, подсобить… этак и державы на подсобления не хватит.
- Эх, хорошо-то как! – Яр потянулся и рубаха, слабо треснув,
поползла по шву.
То ли дело иноземная какая царевна. Она, конечно, тоже при
родне, но та будет далеконько, за морем, за горами, а стало быть,
коли и полезет вдруг в дела чужие, то не с тою прытью.
Вот только…
Вспомнились ладхемские принцессы, на коих Мудрослава, говоря по
правде, весьма себе рассчитывала. Вспомнились и от воспоминаний
этих зубы свело.
Не девки, а не пойми что.
Кружева, шелка и перья. Лица размалеваны. Волосья башнею
уложены, а из нее перья торчат, будто не особа благородного
происхождения – хотя тут-то тоже имелись вопросы – а девка
худородная, в птичник кур блюсти поставленная.
И главное, что на саму Мудрославу обе поглядывали этак
преснисходительно.
Островитянка была хороша. Особенно статью. Глянешь на такую и
сразу ясно, что деток родит здоровых, крепких. Да и бояре с такою
связываться поостереглись бы, особливо, если б пришла она с
дружиною, как водилось в старые времена. Да только глянется ли она
братцу?
Тут аккурат имелись некоторые сомнения.
- Скоро ты? – Мудрослава обернулась и вздохнула.
С рубахой и сарафаном Яр как-то да сладил, а вот с косою
запутался. Усевшись на полу, скрестивши ноги – вид сделался самый
что ни на есть непотребный – братец неловкими пальцами пытался косу
заплести.
- Вот горе-то, - Мудрослава дала по пальцам гребнем. – Сядь
ровно. И скажи.
- Чего?
- Как оно тебе тут?
Коса – откуда только взял такую, драную, словно из хвоста
конского сделанную – плелась легко.
- Не знаю. Места много, только пусто как-то… а тебе как?
Глянулся?
- Кто?
Сердце защемило. Всю дорогу на Мудрославу если и глядел, то не
жених нынешний, которого, по правде, и женихом-то назвать неможно
было, но Старомысл.
И вроде бы ничего-то непристойного.
Просто… случайные встречи.
Осторожные взгляды, в которых обещание виделось. А от этого,
увиденного, сердце сбоило. То вскачь неслось, то замирало трепетно.
И хотелось порой закричать. Велеть остановиться.
Повернуть обратно.
Но Мудрослава справлялась с собой. И со снами, которые случались
после этих взглядов. Стыдные. Непотребные. Заставляющие просыпаться
в испарине, сгорая от непонятной страсти.