– Так что? Сколько нам тут
куковать?
– Понятия не имею, – сказал Иван.
– Если бы как-то узнать, видят ли эти лю... эти существа в
темноте... Ведь солнце вот-вот зайдет.
Закатные солнечные лучи так
подсвечивали шатровый купол храма Сошествия Святого Духа, к
которому примыкало кладбище, что церковное здание казалось
скособоченным, напрочь лишённым симметрии. И это оптическое
преображение храма Божьего устрашало едва ли не больше, чем рваные
силуэты тех, кто дефилировал сейчас внизу.
– А если они видят? – Зина кивком
указала на плотную толпу тех, кого Иванушка не решился назвать
людьми. – Тогда-то что?..
– Тогда, – сказал её друг
детства, – мы побудем здесь до утра. А там – авось, прихожане
соберутся на службу и поймут, что дела плохи. Да и телеграмма,
которую ты отправила, должна будет уже дойти.
Впрочем, на телеграмму особых
надежд Иван Алтынов как раз и не возлагал. Её адресату требовалось
время, чтобы хотя бы сюда прибыть. А тем более – чтобы принять
меры.
Но главное: они с Зиной оба
понимали, что до утра им на крыше не высидеть. Над лесом, возле
которого располагалась Свято-Духовская церковь, набухала тяжелой
влагой огромная иссиня-черная грозовая туча. И, если бы дождь полил
в полную силу, Иванушку, Зину и рыжего Эрика просто смыло бы с
крыши – туда, где запрокидывали свои безглазые рожи восставшие
покойники.
Следовало бы сказать: куда ни
кинь – всюду клин. Но купеческий сын вместо этого беззвучно
прошептал:
– Пифагоровы штаны на все стороны
равны… – А потом не удержался – прибавил: – Вот бы очутиться сейчас
дома!..
1
Дом купца первой гильдии Митрофана
Кузьмича Алтынова – двухэтажный, краснокирпичный, с белой отделкой,
с высоким каменным крыльцом – располагался в южной части уездного
города Живогорска, что стоял на лесистой равнине в ста восьмидесяти
верстах от Москвы. Богатому этому дому было полвека: его выстроил
еще в 1822 году дед Митрофана Алтынова. Денег уже и у него куры не
клевали, и он не поскромничал: алтыновский особняк стоял
протяженным углом на пересечении Губернской улицы и Пряничного
переулка, занимая чуть ли не полквартала.
Впрочем, переулок получил свое
название уже позднее, благодаря именно купеческому дому, в первом
этаже которого размещались две из многочисленных алтыновских лавок:
кондитерская и колониальных товаров. И от кондитерской лавки
исходил такой нестерпимо пьянящий карамельно-пряничный дух, что
мало у кого из горожан хватало сил пройти мимо – не заглянуть в
лавку, не купить себе хоть копеечного пакетика леденцов.