Увидев странный свет, вдова содрогнулась, начала плакать о тех, кого потеряла, и, не переставая лить слёзы, заперла обитую шкурой дверь, оставив странных гостей за порогом. Но сёстры не сдались. Они покинули посёлок из глинобитных хижин и отправились к людям с волосами цвета глины, которые передвигались с места на место, странствовали по открытым степям в фургонах, запряженных лошадьми, и на санях. Они подошли к одному из шатров, ничем не отличавшемуся от других, и призвали девушку, которая там жила. Прижимая к себе новорожденное дитя, девушка откинула полог шатра и увидела Нефрит, Гранит и Опал, прохладных, как обдуваемый ветром снег; Гранат, жаркую, как раскалившийся на солнце песок; Сланец и Железняк, которые замёрзли так, что пальцы почернели, да малышку Алмаз, светлую и сладкую, как дождь. Маникарника опирались друг на друга, вконец измученные, и просили дать им приют, укутать в шкуры и напоить молоком.
Девушка рассмеялась и сказала, что у неё есть много всего, чем можно поделиться. Улыбки сестёр были подобны семи рассветам, и они, обрадованные, устроились на ночлег рядом с кочевницей, прямо на полу простого шатра. И были они счастливы, и земля под ними лишь самую малость потемнела от того, что на неё давил их свет.
К утру все они оказались мертвы.
Сказка Ведьмы (продолжение)
Пыль и солома покрывали сырой пол темницы, и ни один косой осколок света не рассёк тьму. Тишину нарушал звук воды, падавшей капля за каплей с влажного потолка на влажный пол. Я не заметила, как под дверь протолкнули ошмётки незнакомого мяса и коричневую болотную воду – я ничего не слышала, кроме бабушкиного голоса. Она положила иссохшую руку мне на голову, поглаживая густые волосы с нежностью, отточенной на десятках детей. Я подняла глаза, высматривая среди густых теней её потрескавшиеся губы и изрезанное морщинами лицо; свернулась клубочком у бабушки на коленях, пытаясь прикрыть своим изношенным платьем, превратившимся в лохмотья, её болезненно худые ноги. Она улыбнулась, глядя на меня сверху вниз, отбросила ткань, словно та ничего для неё не значила, и, хотя губы были рассечены и покрыты пятнами запёкшейся крови, её лицо светилось, как праздничный фонарь. Я мечтала быть такой же храброй, как она, чтобы неведомая сила, полученная ею в пещере, стала и моей силой.