Это был
удар в сердце. Янар не просто открыл Рубину имя родного отца.
Верховный заклинатель огня даровал ему право пребывать на Ифлога
столько, сколько вздумается. А взамен попросил безделицу — наказать
океанида, повинного в смерти Азера. Кому как не сыну павшего
владыки вершить правосудие?
Мудро?
Справедливо? Да как яду испить!
Ко всему
прочему, лицо убийцы было известно. Не только Янару. Рубину тоже,
ведь на эту горделивую рожу с разномастными зенками он в былые
деньки насмотрелся, перебирая рисунки Олеандра.
Глендауэр!
Вот кто убил Азера!
Самокрутка
повалилась на пол, и Рубин растер ее каблуком сапога. Осознав, что
гневается, прикусил язык и не отпускал до тех пор, пока боль не
расшвыряла тяжелые мысли по углам.
Нет. Он не
вернётся на Ааронг. Ни за что не вернётся. Руками фениксов он обрел
дом и жизненную цель. У ореад же — от заката до рассвета прозябал
среди камней. Влачил тухлое существование, ощущая себя чужим среди
чужих. И внимал нравоучениям Цитрина о том, что тяга к истинным
собратьям есть не более чем зов плоти и сущности, первородный
инстинкт.
Свой выбор Рубин сделал. Отступить
значит изменить самому себе.
[1]Янар —
нынешний владыка Ифлога, правитель клана фениксов.
[2]Эвено —
неопалимое дерево с черными листьями, растущее исключительно на
Ифлога.
[3]Азер —
ныне покойный правитель клана фениксов, старший брат
Янара.
Силин
притащил Эсфирь на песчаную пустошь — участок бесхозной земли,
веками отсекающий лес от воды. Почти всё восточное побережье
занимали скалы, и лес круто переходил в обрыв. Но именно тут на
несколько пядей вперед стелился пологий проход к Шелковому морю,
бесконечному, лоснившемуся мягкими отблесками восходящего
солнца.
Облака
изукрашивали небеса серыми пятнами. Ливень уже не хлестал, и птицы
вновь кружились над водной гладью, то камнем бросаясь вниз, то
взмывая ввысь с бьющейся в клюве рыбой.
Промокший и
уставший, с трясущимися от напряжения руками, Олеандр ткнулся носом
в ограду из вьющихся лоз и ветвей. Через щель он наблюдал за
отступавшим по песку силином и думал, как подобраться к Эсфирь и не
угодить под чары ошеломления. В подушку для терзания превращаться
тоже не хотелось, а вот досчитаться пальцев, напротив, крайне
желалось.
Ой, пошло
оно всё! Олеандр и так потерял время. Еще не хватало, чтобы из-за
его нездоровой наклонности просчитывать каждый шаг Эсфирь сломала
крылья. Волочение, пусть и по песку, явно не шло им на пользу —
силин утягивал её к водице, как мешок с требухой.