Лена.
Максим пропал три дня назад. Я не знаю как и куда. Никто не
знает. Он просто испарился, будто его и не было никогда. Ни следов,
ни свидетелей, ничего нет. Только пустота внутри и память о
последнем не отправленном мне сообщении, что я нашла в его
телефоне: «Прости, меня Ле...». За что он хотел извиниться и почему
так и не дописал его? Мне просто страшно думать о том почему и что
с ним могло произойти... Я изо всех сил стараюсь гнать из себя все
мысли о том, что ему сейчас плохо, но ничего не могу с собой
поделать. Люди, вот так вот бесследно исчезающие из своего дома
априори не могут быть счастливы. Наверняка что-то случилось, что-то
плохое. Не мог же он просто так взять, бросить мать, меня в конце
концов и уйти ничего не сказав. Мне так его не хватает… Теплые
руки, грустные размышления о жизни, его губы... Где это все сейчас,
когда оно так нужно? Мне ведь нужно совсем немного — просто
услышать его, ну или хотя бы увидеть долгожданный значок «онлайн»
его профиля. Но его нет. Нет! Почему?!
С сегодняшнего дня он официально в розыске. Хотя, как по мне,
все это бессмысленно. Они делают все то же, что и мы сделали спустя
сутки после его исчезновения — ходят по городу и якобы
высматривают. Бездельники! Правильно их все не любят! Они только
алкашей в отделение могут забирать и отчёты о своем великом труде
писать, больше они ни на что не способны. Ах да, они ещё одни и те
же вопросы по сто раз задавать могут. Меня за последние несколько
дней столько раз вызывали в полицию для дачи показаний, что я уже
всех в лицо, по именам и званиям запомнила. Даже смотреть на их
тупые рожи не могу, не то что их слушать…
Как оказалось, у Максима практически нет друзей. Есть товарищи,
знакомые, приятели, но друзей нет. Точнее есть, но всего один — это
Сашка. Все остальные же лишь жалкая пародия. Они лениво лежат на
диванах, отмалчиваются по поводу происходящего и принимают участие,
если только очень попросишь. Мол у всех важные дала, а Максим… А
что Максим? Найдется — куда он денется? Сашка тоже вначале так
думал и особой заинтересованности не проявлял. То ли от обиды на
мнимое предательство товарища по команде, то ли от того, что все
это ему преподнесли как глупую шутку. Не знаю. Однако, по
прошествии почти двух дней, видимо осознав, что все не так просто,
резко изменил свою позицию и начал такую агитацию окружающих, что
уже к обеду в отряд добровольцев записалась сотня, а может и пару
сотен человек, которые к вечеру прочесали почти весь весь город и
его окрестности.