— А как же Медведь? Он с группой отправился в ночь. Почему не
днём?
— Нам сюда, — Мирон указал на вход в здание, покосившаяся,
практически рассыпавшиеся от времени деревянная коробка и такая же
гнилая дверь висящая на одном навесе. Нам точно стоит сюда
входить?— В случае с Медведем все упирается в холодный расчет. Они
собираются проредить гнездо и специально идут ночью. Ночью альфы
выходят на охоту. И хоть они уходят недалеко от гнезда, то их можно
перебить поодиночке, а потом заняться их менее смышлеными
собратьями. К тому же «Луппи», которой оборудован каждый боец не
особо способна на подавление массовых скоплений живой силы. Высокая
дальность и мощность — это да, но стреляет лишь раз в десять
секунд. Так что в небольших, закрытых помещениях оружие
бесполезно.
— Понятно. А как же темнота? Они что стреляют в слепую?
— У каждого в шлеме встроен тепловизор и прибор ночного видения.
А «Луппи» вообще с лёгкостью лупит сквозь бетон, кирпич и железо.
Свои пределы там тоже есть, но все же. Если на тебе нет силового
щита как на модификантах, то тебя никакое укрытие не спасет.
И тут до меня внезапно кое-что дошло…
— Мирон, я сейчас кое-что не понял. Ночью, как я понимаю, на
улице очень опасно.
— И?
— Какого хрена мы поперлись именно сейчас? — Мирон загадочно
улыбнулся.
— Потому что Зилот днём и Зилот ночью это два абсолютно разных
Зилота. Нам сюда, на последний этаж, там есть проход на крышу.
Смотри под ноги здание аварийное.
Когда мы поднялись на крышу первое, что я заметил был свет —
яркий, голубого оттенка, льющийся со стороны небольших многоэтажек.
Испускала его огромная сфера, уходящая куда-то за облака. А за
сферой в голубой дымке был скрыт он — Зилот. Огромный,
величественный город на фоне которого даже двадцатиэтажные здания
казались нелепо маленькими, крошечными, похожими на игрушечные
модельки и это при том что он был километрах в двадцати от нас.
Город притягивал взгляд своим великолепием и многообразием цветов и
огней. С такого расстояния разглядеть его не представлялось
возможным, но даже так на фоне окружающей меня разрухи, серости и
нескончаемых руин он казался просто раем. Раем для избранных богами
людей.
— Я называю его город тысячи огней, — мечтательно сказал Мирон.
— Как по мне, это лучшее творение человечества — волшебное,
технически совершенное, немыслимое… Когда-нибудь я обязательно туда
попаду. Я найду способ. Чего бы мне это не стоило. Пусть даже за
это придется продать душу и тело дьяволу, ну или вивисекторам. А ты
что думаешь по этому поводу? Правда ведь он прекрасен?