По-правде говоря, и мне тоже!.. – он чуть отстранился, взял паузу, но продолжил:
– Да, я дам его вам. И даже скажу, почему, – он перевёл дыхание, и несколько сбавил тон, – Если вы что-то опять задумали, сомневаюсь, что деревянный крестик поможет вам убежать, или навредить кому-нибудь. Ведь кто бы ни пришёл, я-то буду здесь! Ну а если – вдруг! – ваша милость и вправду хочет вымолить прощение у Всевышнего, то моя совесть будет чиста: я не мешал вашему покаянию!
Да, в житейском прагматизме ему отказать нельзя. Молодец. Практически оправдал её расчёты – сказал то, что и должен был сказать надёжный, и набожный охранник.
Теперь дело за ней. Нужный тон и движения давно продуманы. Главное – чтобы не чувствовалась отрепетированность домашней заготовки.
Очень медленно она повернула к нему слегка опущенную голову. Развернулась сама. Брови подняты, взгляд прояснено-удивлённый. Как бы через силу она выдавила:
– Благодарю… вас. – и после тщательно рассчитанной паузы и еле слышного вздоха, – Простите за недостойные мысли о вас. Я думала… Я думала вы побоитесь сделать это.
Ведь наверняка его светлость… Ах, Господь, прости мне… – и после ещё одной паузы, глубоким грудным регистром. – Спасибо. – совсем уже близко сдерживаемые слёзы. Но они не прольются – гордость…
Она опять опустила голову, отвернулась, и сильнее навалилась на стену рукой.
Нужно не играть – нужно действительно ощутить стыд перед ним (таким порядочным!) за своё предыдущее отношение – презрительное и высокомерное.
Теперь – только молчать.
Молчать, чтобы не развеять свой образ и его самоощущения от благородного и, в общем-то, смелого, поступка.
О том, что что-то произошло с его позицией в отношении неё, сказало красноречивей всяких слов, довольно долго сохранявшееся молчание. И даже факел не трещал.
Затем жертва тоже беззвучно вздохнула, как бы сбросив невидимые чары, и неуверенно пробормотав:
– Да ладно, чего уж там… Ведь вам так мало осталось… – затем, словно устыдившись бестактности, он неуверенно как-то развернулся и вышел. Дверь не хлопнула, а медленно, вроде даже с сожалением, закрылась.
Замок запереть он, разумеется, не забыл.
Медленно она пошевелилась, сменила неудобную позу. Атмосфера, столь сильно накалённая ею, разрядилась.
Его шаги уже затихли вдали, когда она, наконец, вдохнула полной грудью.