Уже раздетого, она связала часового по рукам и ногам полосами, оторванными от своей шикарной когда-то юбки. Но всё же – не слишком туго. Кусок почище затолкала в рот, закрепила ещё одной полосой. После чего они с Пуленом взгромоздили беднягу на лежак.
Одеться оказалось легче, чем она предполагала. Одежда была простой, без вывертов и сложных деталей. Словом, настоящая армейская.
Камзол, конечно, оказался велик. Сапоги, естественно, тоже. Зато с лосинами проблем не возникло – они налезли, как родные.
Единственное, что смущало – только слепой, или идиот посчитал бы её ноги – мужскими. К счастью, высокие сапоги и длинный камзол хоть как-то скрывали эти пикантные улики.
Нацепив пояс с портупеей, она обнаружила, что длинный меч создаёт проблем больше, чем всё остальное, вместе взятое. Ничего, привыкнуть можно. Хотя пару синяков она себе сразу посадила. Ноги пришлось всё же, опять сняв сапоги, обернуть подобием портянок всё из того же бархата. Теперь она вполне могла ходить.
Волосы ей пришлось снова туго стянуть, иначе они не влезали под каску. И всё равно из-за них последняя держалась плохо, даже притянутая ремнём.
Но больше всего её расстраивало и удивляло отсутствие на ней нижнего белья – даже на рядовом солдате оказалась простая (льняная) рубаха под камзолом. Её она, несмотря на не слишком свежий вид, нацепила в первую очередь. А что же произошло с её собственным нижним бельём?.. Явно ничего хорошего.
Ладно, пусть нет ни лифчика, ни даже примитивных панталон – значит, ещё не изобрели. Но как же местные женщины обходятся в… интересные периоды?
Остатками своего разодранного платья она накрыла горе-часового, тапочки поставила у лежака. Потуже затянула пояс с портупеей. Порядок. Нет ещё!
Завершающий штрих: копотью со стены над факелом она нарисовала себе усы и бородку. Без зеркала было трудно, но она справилась.
Очнулся караульный – замычал сквозь тряпку, закряхтел и заворочался. Неторопливо подойдя, она нагнулась, и грозно посмотрела в его выпучившиеся глаза.
Придав голосу побольше злобной силы, тихо сказала:
– Ты молод, и, наверное, очень хочешь жить? – он торопливо закивал, усиленно сопя, – Тогда лежи смирно, и не шуми. Часа через три тебя освободят. Однако, если ты ослушаешься, мне придётся тебя зарезать. – тяжёлый неподвижный взгляд её огромных глаз не давал усомнится в серьёзности её намерений, – Ты всё понял?