— Приглашали, но вы, как я понимаю, не привыкли к цивилизованному общению. Телефон взять, открыть дверь квартиры и выслушать, — язвительность в голосе мажора граничила с грубостью и несдержанностью. Он спрятал свой телефон в карман джинс и сердито забарабанил по колену. — Пока ты строишь из себя недотрогу, мы все можем лишиться наследства!
А вот это уже любопытнее! Я оторвала взгляд от окна и всем видом показала, что внимательно слушаю. То, что передо мной не маньяк и не псих стало очевидным, они не способны придумать на ходу такую историю. Наследство, в которое надо вступить всем вместе, иначе не достанется никому. Да ещё есть ряд условий!
— Каких?
— Я не поверенный и пересказывать не буду. Разные условия для каждого из нас, — мажор всё больше раздражался.
Сжатые губы, беспокойные суетливые движения, то и дело поглядывал на часы, будто хотел поторопить минуты — мой похититель нервничал, и его состояние передалось и мне.
Усопший явно был большим оригиналом! Или ненавидел своих наследников настолько, что сделал всё, чтобы вожделенный кусок пирога им не достался. Наверное, родственники заслужили подобное отношение.
Думать о погибшем как об отце я отказывалась. Последнему я не могла симпатизировать ни при каких обстоятельствах!
— Куда мы едем, можете хотя бы сказать? — спросила я после небольшой паузы, заметив, что машина свернула к Деловому центру.
Я раньше не была в Москва-сити, причин не было, да и чувствовала себя среди этих закрученных небоскрёбов неуютно. Муравей в царстве великанов, которые только и норовят, что наступить на него.
— Почти приехали, — с тяжёлым вздохом отозвался Ярослав Дмитриев. — Вы так и не спросили об отце? Неинтересно, как он умер?
— Полагаю, в окружении заботливых родственников, — ощетинилась я.— В отличие от моей матери, которой не надо было думать, кому завещать своё небольшое имущество. Квартирку на окраине Саратова и меня в придачу.
Я разошлась не на шутку, на мгновение забыв о том, с кем разговариваю и где нахожусь, а когда вспомнила, закусила нижнюю губу до лёгкой боли. Чтобы не дать волю чувствам. Не расплакаться. Воспоминания о маме всегда были болезненными. Хотя с момента её гибели прошло тринадцать лет!
Зато мой похититель надолго замолчал, а когда машина миновала шлагбаум, тихо произнёс: