Оба, тяжело дыша, поднялись,
отряхнули разодранную в клочья одежду, сплюнули запекшуюся
кровь.
– Я женюсь на ней, – потрогал карман
с браслетом Пашка, проверяя, не выпал ли.
И на это у Дениса не нашлось
возражений, а что он мог возразить?
– Обидишь, я найду тебя и убью, –
хриплым, не своим голосом пообещал он бывшему другу.
– Меня многие хотят убить, – хмыкнул
Пашка, снова прищуриваясь. – Но ее я не обижу.
И Пашка зашагал по той же тропинке в
сторону пансионата, что и Ева. А Дениса накрыла тоска. Он,
неприкаянным, ходил по берегу, швырял в речку палки и гонял
лягушек… и ненавидел себя… за слабость, за трусость, за сводящую
зубы правильность. Он всего лишь не хотел быть таким как отец, он
поклялся себе в этом. И как над ним сейчас зло посмеялась судьба.
Не клянись, ибо нечем тебе клясться.
Ева брела по кладбищу, почти не
оглядываясь по сторонам, за три месяца она так изучила дорогу, что
могла бы найти нужную могилу даже в темноте. Мокрые листья липли к
сапогам, каблуки проваливались в вязкую глину. Хмурое осеннее небо
обещало скорый дождь, на плечи уже садилась невесомая морось, но
Ева не останавливалась, пестрый зонт мертвой птицей болтался на
запястье, в руках источали полынный аромат белые хризантемы.
Кому-то не нравится этот терпкий резкий запах, а Ева его любила,
она вообще любила все запахи цветов, даже горьковатый аромат рябины
и навязчивый дурман лилий и ландышей. А Пашка первый раз подарил ей
колючку чертополоха, завернутую в лист лопуха, чтобы Ева не
поколола нежные пальчики. «Любишь цветы? А какой букет тебе
подарить? Хочешь розы? Я быстро в город сгоняю и привезу, могу даже
в плошке орхидею?» «Вон те хочу», – устав от навязчивого кавалера,
указала Ева на усеянный шипами куст чертополоха. И Пашка полез,
прямо в шортах, обдирая колени… Какими они были тогда
глупенькими.
Слезы начали застилать глаза, отчего
мраморные плиты и деревья замелькали размытыми силуэтами. Ева
достала из кармана скомканный платок и вытерла лицо. Вот и нужный
квартал. Памятника пока нет, но с овальной рамы, ввинченной в
покрытый морилкой крест, смотрел молодой и счастливый Пашка.
Свекровь хотела фотографию посолидней, какую-нибудь из последних,
но Ева упрямо настояла на этой.
– Привет, – прошептала она, вынимая
из вазы увядшие розы и заменяя их хризантемами.