— То есть как... жена?
— Оливия, ну вот ты где! Там Эдриан
проснулся, плачет, требует маму. Никак не могу успокоить! Иди же
скорее! — я обернулась на голос, ворвавшийся в комнату и увидела
перед собой женщину со снимков, что показывал Эдвард. Это была его
мама. Постояв тут ещё с секунду, она вышла, оставив дверь
открытой.
— Я рада нашему знакомству, Сара, вы
должны знать, что я не держу на вас зла. У нас с Эдвардом не
простые отношения. По вам я вижу, что он вам не сказал обо мне и
сыне, но... Но я рада, что вы решили расстаться с ним ещё до того,
как узнали об этом. Надеюсь, ваша жизнь сложится намного лучше в
дальнейшем. Мне пора идти.
Она вышла из кабинета, а я стояла
там, переваривая всё сказанное. Из ступора меня вырвал детский
плач. Я приоткрыла дверь и увидела Оливию, что держала на руках
малыша. Ему было больше двух лет. Может три, а может все четыре, я
не разбираюсь в детях.
Спустя несколько минут меня под руку
взял всё тот же дворецкий и помог дойти до двери. Морозный
мартовский воздух холодил щёки, по которым и так бежали слёзы,
делая оттого ещё холодней. Мне было больно. Больно узнать о том,
что столько времени он меня обманывал. Твердил, что я единственная,
неповторимая, любимая... но врал глядя в глаза.
Я ещё раз убедилась в правильности
своего решения. Не успела я уйти с порога, дверь снова открылась.
Передо мной стоял Эдвард. Я обернулась к нему вся в слезах и
спросила первое, что было на уме.
— У тебя есть сын? Ты врал мне?! Врал
обо всём! Между нами всё кончено! Даже не пытайся говорить со мной!
Я тебя ненавижу!
Я неслась оттуда сломя голову! Тело
будто онемело, но продолжало напрягать каждую мышцу, что бы унести
меня прочь. Перед глазами была пелена. И пусть мне сейчас нравился
другой, но я понимала, что где-то глубоко в душе я всё ещё люблю
Эдварда, и от этого только хуже. Он предавал моё доверие раз за
разом, видя меня, говоря обо всём на свете помимо важного — о себе,
о своей семье. А его жестокость, которую он прятал до
последнего...
Когда я вернулась в общежитие,
Кристофер уже поджидал меня у подъезда, покуривая самокрутку.
Стоило мне приблизиться к нему, в нос ударил запах дыма и меня
вывернуло в ближайший мусорный бак. В груди была дыра, размером с
дыню. Она пыталасьзатянуться, заполниться тем, что было, поглощая
всё хорошее, что осталось, оставляя меня один на один с невыносимым
чувством ножа в спину.