Он сжался, осознавая сказанное. Я
ненавидел задействовать свою фамилию, семейный авторитет и прочее,
но сейчас цель оправдывала средства. Речь шла не о каком-то чужом
человеке или лёгком проступке, а о моей матери и возможном
убийстве.
Доктор Холт опустил взгляд,
прикидывая в голове какие его могут ждать последствия. Я ясно
видел, что он поддаётся страху неведомого мне имени, однако чувство
вины проскальзывало в его взгляде, перетягивая одеяло рассуждений
на себя. Спустя долгих несколько секунд он сдался.
— Хорошо, но вы должны пообещать мне,
что моё имя никогда не слетит с ваших уст. Ни при каких
обстоятельствах. Мы с вами никогда не встречались и ни о чём не
говорили, господин Салливан.
— Даю вам слово, — обрадовался я,
протягивая ему руку для пожатия.
— Вашей маме сильно досталось. Она
попала на мой стол, скажем так, не в лучшем виде, если так вообще
можно сказать об умершем человеке. После неё я на полгода
приостановил практику. Мой отчёт... Заключение не содержит в себе
всё, что я обнаружил. Вы были правы, Эдриан, относительно синяков,
но и это ещё не всё. Мне не позволили провести вскрытие. Я
проводили поверхностный осмотр под пристальным взглядом полиции.
Буквально. Помимо побоев нанесённых Оливии за какое-то время до
аварии, я обнаружил, что она была... Она была беременна.
Приблизительно пятнадцать-шестнадцать недель.
По телу побежали мурашки. Мерзкие,
липкие, страшные. Кто-то убил её, пока она была беременна. Моё тело
словно потеряло всю кровь разом, замерзая от одних лишь слов. Кому
в голову придёт такое совершить? Кто может быть настолько жестоким,
что бы избить женщину в положении?
На негнущихся ногах я прошёл к
диванчику в кабинете и плюхнулся туда почти без сил. Подобная
жестокость потрясала сознание. Мои пальцы начали дрожать, а во рту
резко стало сухо. Озноб не желал отпускать мои плечи, спину. Я был
в плену ужаса, растекавшегося по моим венам, сковывающего все
движения. Мне хотелось плакать. Мою маму убили, когда она ждала
ребёнка.
Но всё это не даёт нужных мне
ответов. Лишь порождает новые вопросы. Кому могла понадобиться
смерть женщины, занимающейся благотворительностью? Кто мог напасть
на неё? На таком сроке что-то видно? Если да, то как вообще можно
было решиться на такое?
Я не помню, как поблагодарил доктора
Холта, не помню, как он вручил мне бумажку с какими-то записками,
не помню, как попал в академию. Первое, что я помню после разговора
в кабинете — это Роберт и Марк, пытающиеся выяснить, что мне
удалось узнать.