Ушедшие из крепости рунийцы
рассеялись по городам и поселениям туринского приграничья, а мы с
мамой, следуя божьему предназначению, присоединились к военному
госпиталю, врачуя славных туринских защитников, впрочем, как и всех
нуждающихся. Мама с момента прощания с отцом как будто заледенела.
Когда мы уходили по узкой тропинке через ущелье в сторону
ближайшего туринского поселения, мама ни разу не обернулась, не
бросила последнего взгляда на отца. По ее бледному лицу бежали
дорожки слез, она покачивалась из стороны в сторону, а холодные
руки слегка дрожали. Обернувшись назад, я видела, что отец стоит в
начале тропинки, и его небритые щеки тоже были мокрыми от слез, но
глаза горели обреченной решимостью. Я знала, что вижуего в
последний раз. Так и запомнила его - большого, грозного и
непобежденного. Он до последнего своего вздоха защищал свою родину
и с честью выполнил свой долг. Помню, как давным-давно, я, еще
маленькая, вертелась на его коленях и выспрашивала про службу:
- Папа, а что такое воинская честь? А
как это - служить государству? А зачем на шпиле нашей самой высокой
башни висит флаг? А что есть родина?
Он на все мои неумелые вопросы
терпеливо отвечал. Я не вслушивалась в содержание, мне просто
нравилось, что он так серьезно со мной разговаривает, как будто я
большая. Но ответ на последний свой вопрос я запомнила на всю свою
жизнь.
- Неправильный вопрос, дочка: что
есть родина? У нас в крепости спрашивают: КТО есть родина? Подумай,
может, ты и сама уже знаешь ответ на свой вопрос?
Я тогда даже не задумалась, а
принялась целовать отца в нос и щеки и крепко обнимать, а он,
поняв, что никакого толку не добиться, смеясь, меня щекотал. А вот
на этой узкой тропинке, которая вела нас прочь от отца, я уже четко
знала ответ на этот вопрос. Для моего отца родиной являлись я и
мама. Он отдал свою жизнь, защищая нас, преградив врагу путь.
Эриконцы в злобе метались у края образовавшейся после взрыва
пропасти, строили переправы, но все было тщетно. Отец был
выдающимся стратегом, он десять долгих и страшных дней заманивал
врага в устроенную им ловушку, выигрывая время для нас и ожидая
самый подходящий момент для удара по противнику. Он, как никто
другой, знал эти скалы и все тропы, по которымэриконцы стремились
попасть к туринцам. Отец все очень умело рассчитал, заминировав как
крепость, так и окружавшие ее скалы. Долгие годы потом его имя из
уст эриконцев звучало, как самое страшное божье проклятие, от
которого нет спасения.