— И что дальше? — поворачиваюсь к Андрею Павловичу, но старик
будто растворился в воздухе. Только что стоял у меня за спиной и за
секунду куда-то исчез. Ладно, сам разберусь.
Ногой прижимаю дёргающегося осквернённого к земле и упираю
заострённый конец палки чуть ниже кадыка. Проблема заключалась в
том, что палка была не настолько острой, чтобы нанести хоть
какой-то серьёзный урон. Она больше подходила для того, чтобы
тыкать во что-то мягкое и податливое, да и то без гарантии на
успех. Ею даже слизняка не всегда удавалось пришпилить. Но это
единственное, что я мог соорудить в данных условиях, как же мне не
хватает моего парного клинка...
Осколок стекла остался валяться рядом с моей старой набедренной
повязкой, да и в его прочности я тоже не был уверен. Он скорее
подходил, чтобы наносить мелкие порезы, которые будут больше
раздражать противника, чем наносить серьёзный урон. Разве что можно
будет дождаться пока осквернённый истечёт кровью. Правда, в том,
что кровопотеря может его остановить я тоже сомневался.
Осквернённый, между тем, настойчиво царапал распухшими пальцами
штанину, пытаясь расковырять плотную ткань. Мысленно ещё раз
поблагодарил старика за подарок, не хотелось бы, чтобы на месте
штанов была моя нога.
Внезапно по позвоночнику побежали мурашки, а горло сдавило от
нахлынувшего, какого-то первобытного ужаса. На меня пахнуло такой
злобой и ненавистью, что я чуть было не отступил. Трясу головой,
пытаясь отогнать навязчивые мысли и сильнее давлю ногой на грудь
осквернённого. Мне стоит больших усилий заставить себя оставаться
на месте, хотя интуиция буквально вопит, чтобы я бежал отсюда, как
можно дальше. Что за чёрт? Ясно, что это не мои эмоции. Даже, с
учётом нового и слабого тела, мой дух и разум всё ещё старые и
помнят таких монстров, что осквернённый рядом с ними словно дитё
малое.
А значит, этот первобытный ужас дело рук самого осквернённого.
Каким-то образом он транслирует эти эмоции на меня. Интересно, и
почему же адамант не блокирует эту способность?
— Да что ты за тварь такая? — естественно, мой вопрос остаётся
без ответа. Осквернённый только сильнее выгибается под моей ногой в
попытках вырваться. Надо уже что-то решать. Удерживать его
становится всё труднее, а на его покрытом чёрными венами лице ни
единого признака усталости.