А еще… в глубине души, в очень-очень темном и дальнем ее уголке, пряталось осознание: появление Адама ничего не разрушило. Скорее уберегло хорошего парня от лишних страданий. Набравшись смелости, однажды я так ему и сказала, но Мартин вбил себе в голову, что между нами стоит черная тень злодея-Адама, и, как только мы его поймаем и обезвредим, все наладится. И я перестану чудить и по углам прятаться.
Мы с Мартином не оставались наедине с того самого разговора.
Ничего особенного, так выходило само собой.
— А знаешь, кому еще она нравится? Спятившему путешественнику во времени.
— Он и во времени уже путешествовать начал? Так, стоп… как долго я пробыл в подвале? Сколько дней прошло? — Воин делано выглянул в окно, как бы ожидая увидеть там подсказку. Внезапно наступившее лето, к примеру. Но, само собой, картина не поменялась: все те же скалы, все та же бесконечная снежная белизна.
— Совсем не смешно.
— Чего ж ты тогда улыбаешься, Змееничка?
— Меня веселит твоя глупость, — Ника повела плечом и пригладила выбившуюся из идеального каскада волос прядь.
— Кто может прожить два десятка лет? — задумался Олли. Обращался он к Алексу, надеялся, что тот поддержит его стремление увести разговор в иное русло.
— Есть у меня теория.
— Кто бы сомневался! — Ника и Мартин пропели в один голос.
— И есть среди нас человек, способный ее подтвердить.
Все отчего-то уставились на меня. То ли так дружно решили, что я и есть тот самый человек, то ли требовали объяснений. От Алекса их добиться не так просто, и так повелось, что обычно я методом проб и ошибок пыталась нащупать истину. Хотя Алекс мог все сказать сам. Но он редко так поступал. А когда начинал… лучше бы не начинал.
— Он это обо мне, умники! — неожиданно заметила Близняшка. — Точнее, о перевертышах в целом. Кроме очевидного – способности примерять на себя чужую шкуру, мы можем и немного продлить себе жизнь. И я сказала именно «немного», Ароктийский, можешь забыть все заготовленные на этот счет шутки.
— А «немного» – это…
— Если на время забыть о роде нашей деятельности и о различных монстрах, способных сожрать всех и сразу, и взять среднюю продолжительность жизни, то я перешагну ее лет на десять. Максимум – на двадцать. И то придется долго светить чужим лицом, чем дольше – чем лучше. Так говорят.