И тьма рассеялась.
Рядом скулила горничная. Мадр стоял
на четвереньках и мычал, потряхивая головой. Две или три монашки
сбились во всхлипывающую кучу в углу комнатушки. Еще одна из них с
мертвой улыбкой и мечом в груди замерла под узким окном, и перед
ней лежало что-то окровавленное с торчащими костями и клочьями
сухожилий. Кажется, останки одной или двух ее подруг и ее
собственные ноги. А напротив стоял Эгрич, и обрывки мрака
втягивались в его тело.
Судья обернулся к своему защитнику
бледный и взмокший от пота. Сорвал с пояса фляжку, сделал несколько
глотков и прохрипел:
- Заканчивайте здесь... Я в
Тимпал. Может быть, Ата мне поможет.
Тогда ошалевшие от воя и
расползающейся по зданию тьмы стражники и постояльцы рассказали,
что судья Эгрич, увидеть которого Клоксу больше не довелось, вышел
из гостиницы нетвердым шагом, но уверенно сел на коня и, как
оказалось позже, действительно умчался к Священному Двору
Вседержателя, откуда через неделю пришли ужасные вести. И началось
долгое, многолетнее разбирательство, о котором Клокс только теперь,
через пятнадцать лет начал забывать.
«Где ты, разучившийся улыбаться Мадр?
Куда ты делся год назад? Или ты делся куда-то пятнадцать лет назад,
и четырнадцать из них рядом со мной был не ты, а твоя покалеченная
тень? И куда теперь денусь я сам, старатель Священного Двора
Вседержателя – Клокс, выходец из бедного снокского семейства с
окраины Сиуина, всех достоинств которого было разумение грамоте и
способность видеть наведенную ворожбу?» – думал судья.
В обеденном зале никого не было. Лучи
солнца проникали через косые окна и ложились на выскобленные столы.
На кухне что-то гремело. За стеной заливался безумным хохотом
Амадан, которого Клокс запомнил три года назад слюнявым мальчишкой.
Да уж, порой шутки Вседержателя кажутся слишком безжалостными.
Кто-то погружается в безумие от пережитого, а кто-то в нем
рождается. Или и это тоже относится к воздаянию за сотворенное?
Детям-то за что мучения? Или безумство сладостно? Может быть, оно и
есть выход из невыносимости бытия?
Хохот повторился. Клокс брезгливо
поморщился. «Как только не разорится этот Транк, - подумал он,
усаживаясь за стол и не замечая ни того, что ему принесли, ни вкуса
пищи, которую он ел. – Ведь не может же быть такого, чтобы немалое
заведение поддерживалось за счет жильцов, как бы ни были дороги
комнаты?» - А может, и нет никакого постоялого двора, а есть только
сон, который случился пятнадцать лет назад, когда он, Клокс,
валялся с грязными портами в черной комнате гарской гостиницы? И
если ему суждено проснуться, то не очнется ли он не в Граброке, а
том же самом пятнадцатилетней давности Гаре, где рядом Мадр и все
еще жив Эгрич? С другой стороны, а видел ли кто-нибудь судью Эгрича
мертвым? И что же все-таки стряслось пятнадцать лет назад в верхнем
зале Белого Храма Священного Двора? Да, Брайдем поведал кое-что
совсем недавно, но можно ли ему верить? Не из-за склонности бывшего
сэгата ко лжи, а по сути? Кто все-таки пришел в Белый Храм? Эгрич
или… Впрочем, какая разница? Если все это сон, то ему не шестьдесят
пять лет, а все еще пятьдесят, нечего и жаловаться на подобный
жребий. А если не сон, нечего натирать лавки задницей, надо
отправляться к бургомистру и предостерегать его от того, от чего
предостеречь главу Гара пятнадцать лет назад было некому.