— Весной много работы, — пожал плечами Бруно, — время пахоты и
сева зерна, пшеница здесь не вызревает, мы сеем ячмень и овёс.
Прошлое лето было холодным и пришлось собирать дикий колосняк.
Мы ненадолго замолчали: я осмысливала услышанное, а Бруно,
видимо, вспомнил о тяжёлых временах. Осматриваясь, увидела недалеко
от нашего постамента небольшую поляну, которую уже распахивали.
Плуг тащили за собой быки, а управлял один мужчина невысокого роста
и щуплого телосложения.
— Раб, — ответил Бруно на мой немой вопрос. — У Хальгорда около
тридцати рабов и несколько слуг в доме. Он каждый день назначает им
норму, а после у каждого есть свободное время, и они могут работать
на себя.
— Работать?
— Конунг выдал немного пахотной земли (тому, кто, конечно,
захотел), чтобы сеяли зерно для себя, и позволил использовать
урожай под свои нужды.
— Но, всё же, это рабы, — тихо произнесла я.
— Конунг выдает каждому рабу норму работы. Если они её выполнят,
то могут получить свободу, — чуть громче обычного проговорил
мужчина. — У нас достаточно отпущенников, которые получили свободу
через полтора года. Но даже те рабы, которые могли работать хоть
как-то, получали свободу спустя три года.
— Почему мать Алины не получила?
— Он женщина, они обычно в течение трёх лет отрабатывают, —
ответил Бруно как само собой разумеющееся. — Женщина не успела.
— А Алинка? — не отставала я.
— Ты можешь освободить её, Хальгорд отдал её тебе.
— Хм… Как?
— Назвать её свободной при трёх свидетелях, — объяснил мужчина,
— но отношение к ней не изменится, поэтому лучше сделать это при
конунге.
— Я поняла, — зло кивнула, спускаясь с валуна, — вы захватили
людей, заставляли отработать только вам ясную норму, а когда раб
получает долгожданную свободу, он не может покинуть эти земли, но и
своим никогда не станет!
— Эвелин! Хальгорд - справедливый конунг! — рыкнул Бруно,
защищая своего хозяина (или кто там он ему). — Всех свободных он
обучает ремеслу, помогает с продуктами, вон и Алину забрал в дом,
хотя она не сможет отработать.
— А ей и не нужно было бы, если бы вы не захватили её мать, и та
жила у себя! — рыкнула в ответ.
— Ты..! — от возмущения Бруно на мгновение задохнулся, но через
секунду продолжил: — Где ты жила? В Брите полно рабов!
— Там меня уже нет, — прошептала, понимая, что перегнула: я
здесь чужая, а Бруно ко мне хорошо, можно сказать, по-отечески
относился. — Прости, я разволновалась. Мне просто жаль Алинку.