Айрин молча кивнула, отворачивая
лицо.
-Никаких предупреждений, никаких
уговоров, – повторил Декруа, и ткнул пальцем в лоб Аури – Одна
только мысль придёт тебе в голову, одно только движение в мою
сторону - и ты очутишься в трюме с раздвинутыми ногами.
Он давно ушел, аккуратно закрыв дверь
за собой, а Айрин всё еще стояла неподвижно, пытаясь унять
сердцебиение. Она благодарила Свет, что не выдала себя, что в
кои-то веки смогла достойно притвориться. Шевалье готов был убить
её прямо здесь – Аури это чувствовала. И знала, что лишь выиграла
себе время. В конце концов, чем дальше она продвинется по службе,
тем опаснее станет для Декруа, а первое её движение в сторону
следователей станет и последним. И что бы там шевалье не говорил,
между ними теперь война, в которой кто-то обязательно
погибнет.
Отныне в родном городе у неё появился смертельно опасный
враг.
В воскресенье небо над Плесилем
заволокло тучами, задул первый по-настоящему холодный ветер, а
снег, падающий крупными хлопьями, тут же таял, постепенно превращая
землю в размокшее месиво.
Но профессора Дарнета это не
беспокоило. Ректор Академии в Хотриме – втором по численности
городе королевства, шевалье Мартин Дарнет привык каждый день
бороться с трудностями. Заносчивые студенты, обидчивые студенты,
глупые, богатые, завистливые и просто опасные – все они день за
днём испытывали характер и терпение профессора. И, словно бы этого
было мало, Дарнет вёл дополнительные занятия для благородных, давал
советы простолюдинам, желавшим получить образование, проводил
практики в Церкви Света и Духа, выступал перед публикой в Хотриме и
ездил с лекциями по всей Митендории. Всё объяснялось просто –
профессор был одержим. Одержим наукой и её развитием. Каждый день
он вступал в сражение с невежеством – и терпеть не мог собственных
поражений.
-Ослы! Тупицы! Невежды! – гремел его
голос в Академии, когда приходила пора сдавать экзамены – Люди,
посвятившие жизнь служению Разуму, тратят на вас свои силы и время,
и как вы их благодарите? Вот этими глупостями? – в этот момент из
окна вылетали исписанные листы, чертежи или целые конспекты – Это
позор! Хуже позора – это преступление! Вон отсюда!
Таким образом, каждый год из Академии
отчислялось от десяти до тридцати студентов. А профессор, ещё
сильнее утвердившись в человеческой глупости, с ещё большим
усердием бросался на поиски талантов.