«Баюшки-баю,
Не ложися на краю.
По заутрене мороз,
Снесем Ваню на погост…»
— Цыц, кому сказал! — Демьян ткнул клюкой в бая, и тот
беззащитно затрепетал лапками, пятясь и пытаясь отмахнуться.
«Смертные колыбельные», что пели малятам в голодные годы люди уже,
поди, не помнили, а вот баи — еще как. Но страшнее всего было то,
что спетые ими они и правда начинали действовать. Навий неуверенно
пропищал что-то на одной ноте, а потом все же вымолвил:
— На что он тебе? Он никому не нужный…
— Это еще кто сказал? — удивился знаток.
— Он мне сам сказал… Я его сны видел, и судьбу его прочитал.
Страшная судьба, лихая… Отчим мамку-то по голове обухом хватит, да
и убьет совсем. Максимка-то не сдержится, да загонит тому нож в
пузо. Приедут, заберут Максимку, да на Северах грязной заточкой
глотку за пайку хлеба перережут… Хай лучше здесь, со мной засыпает,
да сны бачит… Без боли и страданий. Навсегда, — напевно отвечало
создание, а потом вновь затянуло:
«Ай, люли, люли, люли.
Хоть сегодня же помри.
В среду схороним,
В четверг погребем,
В пятницу вспомянем
Поминки унесем»
Взглянул Демьян на пацана и понял – так оно действительно и
будет. Как он Свирида ни стращал, тот все равно примется за своё, и
либо совсем убъет Максимку, либо погубит его. Если только не…
— Отдай мне его. Перепишу я его судьбу.
— Перепишешь? — с недоверием спросил бай, — Переписать судьбу –
дорого выйдет, да только толку? Тебе ль не знать – твоя-то, вон,
писана-переписана. Все одно – не ты с ней, а она с тобой сладит, не
мытьем так катаньем. А хочешь – кладись сюда. Я и тебе поспеваю. У
тебя, Демьян, одна боль впереди, из года в год, да с каждым годом
горше.
— Нет уж, я еще помыкаюсь. Давай сюда хлопчика, а то я к тебе
сам залезу – не обрадуешься.
Бай осторожно подтянул бледное тело мальчика к краю бревна.
Когда Демьян уже протянул руку, вцепилось в запястье – слабенько,
но хватко, как умирающая старушка.
— Ты, Демьян, не мне обещание дал. Ты, Демьян с Навью
договорился. Коли мальчонку не спасешь – сполна расплатишься, а за
тобой еще с прошлого раза должок, я ведаю. Мы все ведаем.
Демьян вырвал руку, поскорее схватил Максимку – тот не дышал – и
принялся сдергивать с него липнущую к рукам паутину. В первую
очередь с глаз, смежившую веки вечным сном, с горла – остановившую
дыхание; вытянул через глотку длинную плотную нить, оплетавшую
сердце. И пацан закашлялся, задышал, судорожно дернулся, открыл
глаза, увидел Демьяна и разрыдался у того на плече.