– Будем надеяться, что-нибудь выяснят, – проговорил я.
Вскоре мы уткнулись в шлагбаум. Он поднялся заранее, и дяде
Андрею даже не пришлось притормаживать.
Наша семья жила в так называемом акрополе – особом районе, где
недвижимость могли приобретать только князья. Тут повсюду были
роскошные дома, бульвары, скверы и парки, окутывающие город яркой
южной зеленью. С первого взгляда становилось понятно, что местные
обитатели – народ богатый.
Перед нами открылись кованые ворота, машина въехала на
территорию и остановилась перед длинным белым особняком со
множеством балконов, арок, крытыми галереями и террасами на крышах
второго и третьего этажей. Дом был украшен узорами в греческом
стиле. На цокольном этаже – трое подъёмных ворот гаражей.
Меня сразу же накрыло дежавю. Я понял, что уже был здесь, хоть
место это видел впервые.
– Узнаёшь свой дом? – спросил Андрей.
– Немного, – соврал я. – Знакомые места.
– Хорошо. Значит, память возвращается. Добрый знак!
Впрочем, вместе со знакомыми ощущениями появилось и какое-то
смутное отторжение. Кажется, для Кости его родной дом был связан с
не самыми приятными воспоминаниями.
Выйдя из машины, мы с Андреем поднялись на крыльцо. В обе
стороны шли крытые галереи. Через широкую мы дверь попали в
просторную переднюю, которая буквально блестела от чистоты, оттуда
– в роскошный холл с колоннами и античными статуями.
По одной из лестниц, ведущей со второго этажа, навстречу нам
спустилась мачеха. Она выглядела лет на тридцать. Горделивая
осанка, гладкая белая кожа и яркий макияж сильно молодили её.
Дополняли образ коротко стриженые пышные волосы, окрашенный в
насыщенный тёмно-каштановый цвет. Ирина была одета в светлые брюки,
обтягивающие её крепкие бёдра, и чёрно-белую блузу с широкими
рукавами. На шее и в ушах поблёскивало серебро. Похоже, на женщин у
отца вкус был хорошим. Жаль, на характер внимания не обратил. Лицо
Ирины казалось очень надменным.
Следом за ней спустился дядя Евсевий – мужчина лет пятидесяти,
широкоплечий атлет. Лицо квадратное, нос – прямой, как у античных
статуй, щёки и подбородок заросли щетиной. Он и характером был
такой – грубый, суровый. Говорил отрывисто, рубленными фразами.
Напоминал мне нашего капитана, которому в Сирии руку оторвало.
– Ну наконец-то! – хоть и в своей обычной манере, но весьма
радушно воскликнул дядя Евсевий. – Приехали! Я-то думал, раньше
будете.