Маша с Ерошкой оделись во что-то подобное, как и я, только
вместо кольчуги, на них были шерстяные свитера, связанные из
неокрашенной шерсти, а на ногах сапоги из сыромятной кожи,
бугристые и грубые.
Выйдя на улицу, я глубоко вдохнула свежий, морозный воздух. Все
вокруг припорошило снежком, и он уже наверняка не растает, хоть и
мороз совсем небольшой. И если бы не тот факт, что из моей памяти
выпало целых полгода, я бы насладилась окружающей природой и
деревенской атмосферой.
В Москву улетала в начале июня, а сейчас, скорее всего, конец
ноябрь, это удручало и нервировало: «Ну не бывает такого!»
Чтобы еще больше не загонять себя в тоску, отогнала мрачные
мысли и огляделась по сторонам.
У Дорофеи оказался просторный двор, видно, что когда-то
хозяйство было богатое, а сейчас пришло в упадок. Пустые стойла и
дровяник без дров, подтверждали это.
— Маша! — я догнала детей, которые уже подошли к воротам. — А вы
много скотины держите?
— Раньше много держали, а сейчас только одна корова, да кур с
десяток. Как отца и брата забрали, стало тяжело, не справляемся,
половину забили, а другую половину распродали, — на ее глазах снова
навернулись слезы, и я не стала продолжать разговор на болезненную
для нее тему.
Ерофей, не дожидаясь нас, схватил деревянные волокуши и потащил
их со двора. Дальше мы шли, молча, до самого леса. Деревня
оказалась небольшой, максимум на тридцать дворов, ее окружал
высокий забор частокола. А на входе стояли, два суровых, бородатых
дядьки.
— Машка, куда собрались? — окликнул нас один из них.
— За хворостом, куда ж еще!
— Смотрите в оба, недалеко от деревни нечисть шалит. Совсем
распоясалась, уже днем охотится и добрый люд пугает.
— Спасибо, дядь Мить! — этот самый дядя Митя осмотрел меня с ног
до головы хмурым, подозрительным взглядом. Потом хмыкнул в бороду и
опять обратился к Маше.
— Смотрю, Дорофея, как всегда, справилась и выходила вашего
найденыша.
— Её зовут Катя. Она теперь будет с нами жить, — «Не Маша, а
находка для шпиона! Все выложила!» - с досадой подумала я.
Мужчина ничего не ответил, только опять хмыкнул в бороду.
До леса было недалеко, и через десять минут мы принялись за
работу. На окраине хвороста практически не осталось, видимо, уже
все собрали, поэтому пришлось углубиться в чащу.
Оставив волокуши, дети ходили вокруг них и собирали сухие ветки.
А я задавалась вопросом «Неужели не проще распилить сухие упавшие
деревья, которых полным полно вокруг, и запастись на зиму, да и
вообще, чтобы не бегать часто в лес?» Спросив об этом у Маши,
выяснила, что она не знает что такое пила. У них есть топор,
которым рубить мог только папа или Михаил, а Ерошка еще мал для
этого. Поэтому они уже третий год топят печь хворостом. Получив
такой ответ, я долго недоумевала и решила больше ничего не
спрашивать.