Тем временем шиноби резким скачком отпрыгнул от дома и не успел
я обрадоваться, как услышал, что нечто небольшое, но увесистое
падает на пол прихожей. Как если бы туда упало нечто металлическое,
вроде куная. В следующий миг по барабанным перепонкам ударил
ужасающий грохот, стена, за которой я прятался, как мне тогда
показалось, разлетелась в щепки, а сам я, прежде чем успел что-то
понять, уже лежал на полу около противоположной стены, стараясь не
закричать от боли в плече. Ну как же мне, сука, не везёт-то а!?
Только перелома ещё не хватало. Передней части дома больше не
существовало, на её месте теперь находились заливаемые дождём
опалённые развалины. Кухня устояла частично, меня же, оказывается,
чуть не придавило крышей, тяжёлый брус упал в каких-то метрах от
моей покалеченной тушки. Осматриваясь, запоздало осознаю, что мир
окрасился в монохромные цвета, мгновение на концентрацию и я всё
понимаю: глаза сейчас забирают громадное по моим меркам количество
чакры, почти половину того, что вырабатывает разогнавшийся очаг.
Тем временем шиноби медленно подходил ближе. Странно, но паники
больше не было. Зверская боль в плече и новые ощущения от
переполняющей тело чакры вымели её из меня, даруя взамен злость и
желание выжить любой ценой.
Тяжело поднимаюсь из под обломков, мимоходом осматривая себя.
Ну, если не считать царапин, повреждённого плеча, да заливающей
лицо крови, то я в порядке. Можно сказать, даже легко отделался.
Шиноби уже почти рядом. Волна раздражения и злости, подстёгиваемая
болью, поднимается в душе, чакра ураганным потоком носится по телу,
наполняя его силой и пробуждая знакомое чувство всемогущества. За
полуразрушенной стеной мелькает ярко синий на фоне чёрно-белого
мира силуэт. Ладно, мудила, хочешь убить меня? Тогда подходи.
***
Татсуми стоял посреди разрушенного дома и с неверием смотрел на
изломанное тело предполагаемого врага. Рука, заученно потянувшаяся
к метательному оружию, вдруг остановилась в сантиметрах от
подсумка. Тело было детским, в этом не было сомнений. Кровь,
сливаясь цветом с волосами ребёнка, сейчас стекала на пол и
смешивалась с дождём. Мальчик лежал неподвижно и тот факт, что
шиноби не чувствовал от него совершенно ничего, убеждал его во
мнений, что красноволосый мёртв. Серьёзным усилием воли Инузука
подавил непрошенные чувства по поводу своего первого убийства
ребёнка. Чунин в тайне надеялся, что этот день не настанет никогда,
но что поделать, ненавистная многими, включая Татсуми, практика
использования детей в бою существовала, хоть и не была
распространённой. В Конохе тоже этим занимались, особенно
Учихи.