- Ну, спрашивайте, - сказал Датар, когда первая чашка была
поставлена на полотенце пустой. - Я знаю, что вы все время хотите
меня о чем-то спросить.
- Двери вы не запираете? - охотно поинтересовался Мем.
Казалось, Датар удивился.
- А почему вы спросили именно об этом?
- Меня послали вас охранять.
- Любые постройки на храмовой земле могут иметь запоры только
снаружи. Изнутри нельзя закрыться ни здесь, ни в монастыре
Скорбящих, ни в резиденции Энленского экзарха.
- Плохо, - сказал Мем. - К вам может зайти любой.
Монах пожал одним плечом.
- Ко мне и должен иметь возможность зайти любой. В любое время
дня и ночи.
- Плохо, - повторил Мем, и монах наполнил чашки снова.
- На праздники меня редко зовут, - сказал Датар. - Обычно
приходят, когда случается беда, кто-то сильно болен, умирает или
уже умер. Я не имею права отказаться или притвориться, будто меня
нет дома. Таково мое назначение на этом месте.
- А если к вам снова придут воры или убийцы?
- На все воля Единого. - Монах приподнял свою чашку и немного
насмешливо глянул на Мема. Волосы у него растрепались, Датар
вытащил их из-за ворота и перекинул через плечо. Мем подумал, что
не все женщины настолько же красивы, как этот добровольный аскет.
Судя по длине отращенных для погребального обряда волос, в монахах
Датар ходил уже лет шесть, стало быть, постриг принял еще в
отрочестве, примерно лет в четырнадцать-пятнадцать. Впрочем, если
он и в самом деле вырос на Веселом Бережке, к четырнадцати годам он
уже должен был пройти огонь и воду, а еще перетерпеть и навидаться
всякого на три жизни вперед. Там судьба жалеет детей еще меньше,
чем взрослых. Поэтому, наверное, и имелось в облике Датара такое
несоответствие: совсем не тот взгляд, который бывает у сладких
красавчиков, - колючий, жесткий и холодный, словно стеклянная
стена. Из-за него красота Датара не притягивала к себе. Наоборот,
она отталкивала и останавливала любого до нее охотника еще на
дальних подступах.
- Плечо не болит? - спросил Мем.
Датар поморщился и отпил вина.
- А как вы думаете? - сказал он. - Если вас ткнуть острием в
полпяди длиной, у вас в этом месте заболит, или нет? Я такой же
живой человек, как и все. Но что-то вы мне задаете не те вопросы,
которые хотели. Давайте, я вам расскажу что-нибудь. Вот, например,
вы сейчас сидите и думаете: быстрей бы все это кончилось. Эта
учеба, отцовская воля, посылки у инспектора Нонора, подчинение
каждой мелкой сошке в префектуре и лицее, зависимость от
навязанного порядка, чужого разумения и желаний. Правильно?..
Быстрее бы кончилась эта часть жизни, вырваться бы из нее, стать
взрослым и самостоятельным. А потом, когда взрослость и
самостоятельность придет и уйдет, и наступит час, когда нечем
дышать, и каждая капля в водяных часах - словно вытекающая жизнь,
вот тогда вы подумаете: куда я торопился, куда спешил, куда бежал?
Почему не ценил той свободы, которая дана человеку небом - свободы
дышать, видеть, слышать? Вернуть бы теперь это время, когда можно
вдохнуть полной грудью, когда радуют солнце и простор, когда можно
жить и не мучиться от каждого вздоха и движения, а наслаждаться
всеми чувствами, пропуская сквозь себя медленно текущие
мгновения?.. Поверьте, господин Мем, вам только кажется, что вы под
пятой у обстоятельств, что над вами властвуют, что вам надо куда-то
спешить и к чему-то стремиться, а без этого жизнь ненастоящая. На
самом деле вы просто не понимаете, насколько вы сейчас счастливы.
Не смущайтесь. Берите вино и пейте. Будьте свободны.