Альберту нравилось это не так сильно, и он сам снял рубашку, а потом рывком стянул с меня ночнушку и опрокинул на спину. Еще секунда — и он смял руками грудь и замер, словно приятного было больше, чем можно вынести. Альберт хмурился и сжимал губы, а я с ума сходила от вида распахнутых штанов и давления сильных пальцев. Теперь он по-настоящему владел мной, распластанной перед ним и с раздвинутыми ногами.
Альберт не собирался торопиться и с наслаждением тер ладонями грудь. Я кусала губы и наблюдала, как между его пальцами мелькали соски, как он сжимал их, гладил. Все резко, с силой, до сладкой боли. Это и не боль была: тело отзывалось иначе, наслаждалось ею, как остринкой в еде.
Одеяло шуршало и касалось внутренней стороны бедер, дразнилось и показывало, как хотелось еще. Я вскидывала бедра, очень плавно и почему-то боясь подражать нетерпеливым движениям Альберта, словно это была только его привилегия. Он все мял, все сжимал мою грудь дрожащими руками и боролся с собой. Его глаза и впрямь напоминали угли, в которых метались вспышки желания. Альберт с трудом дышал, двигая руками вверх-вниз, согревая кожу, нажимая с силой и требованием.
Мне было приятно, приятно до безумия. Грудь стала невероятно чувствительной и отзывалась на малейшее прикосновения. В животе все крутило, хотелось уже большего, немедленно, и я неосознанно покрутила бедрами. Так было проще, движения выпускали напряжение, но его все равно было много. Я чувствовала, как набухли складочки, какими влажными стали, и это было невыносимо: мучительно приятно, тяжело и сладко. Все смешалось, я едва что-то понимала и обняла Альберта ногами, он коротко простонал… Все, не могу.
Я села и потянулась к губам Альберта. Они блестели и покраснели, манили к себе, манили просунуть язык между. Альберт не оценил, схватил меня за руку и рывком перевернул на живот. Я не расстроилась, ведь он был таким сильным, ненасытным, так хотелось чувствовать все это на себе, даже требовательная пульсация между ног чуть утихла.
Я громко вскрикнула, когда Альберт накрыл ладонями мои ягодицы. Ощущать его прикосновения в интимных местах, силу, с которой он гладил… это было непередаваемо. Я приподняла бедра, сжала ноги, застонала: опять же, так было проще терпеть и наслаждаться томлением. Ведь сейчас все запоминалось, все движения и звуки, они скоро потеряются в безумном удовольствии. Нужно подметить изгибы пальцев Альберта, твердость, как ненасытно он сжимал их.