Скоро уж около покоев ее переминался. Входил едва ль не
со страхом — слез не любил. Но страх оказался лишним — невеста хозяина стояла у
окна, и по прямой спине ее и расправленным плечам смекнул Огневик, что слезы
лить не собирается. Гневается скорее. Ну да гнев его не пугал. Недаром столько веков
около хозяина вулкана провел.
— Поесть вот принес тебе, девица. — Дух, поднявшись на
цыпочки, поставил поднос на столик у окна. Думал, откажется, но опять удивила —
обернулась, кивнула, поблагодарила и села за стол.
Подняла на него прозрачные голубые глаза, под которыми
темнота залегла, и спросила:
— А ты со мной пищу не разделишь разве? Тут ведь на двоих
хватит.
Дух от неожиданности рассыпал горсть искр на узорчатый
ковер. Обычно-то невесты хозяина едва Огневика замечать старались, все больше,
конечно, и вовсе от него шарахались и втихую охранительные знаки из пальцев
делали, а уж чтоб пищу разделить приглашали… Такое на памяти Огневика лишь
единожды случалось. А теперь, выходит, дважды.
— А мне ж… это… того-самого… еда-то ни к чему, девица, —
ответил, застенчиво ковырнув ногой ковер.
— Совсем не ешь? — протянула удивленно.
— Совсем.
— Грустно это, — задумчиво вздохнула.
— Отчего ж?
— А вот так поешь хлеба мягкого, запьешь молоком горячим,
уже и жить веселей.
Огневик плечами пожал.
— Огонь — моя пища. Большего и не надо.
Хмыкнула только и за еду принялась. Кашу умяла в один миг,
ломоть хлеба с маслом съела и даже пальцы облизала.
— На кленовых листьях определенно лучше бы вышло, —
пробормотала, а потом и молоко выпила. Губы салфеткой льняной промокнула и
только после того снова на Огневика глянула. — Благодарю тебя. Каши такой
вкусной никогда не ела.
— Чего уж там, — буркнул Огневик, втайне довольный.
— Жених-то хлеб мой, наверное, и не попробовал даже? — Огневик
протрещал что-то неопределенное. — А ему бы полезно было. Мягкий хлеб, говорят,
и нрав крутой смягчает.
— А ты, девица, никак, хлеб пекла, до того, как сюда попасть?
— И хоть слышал Огневик разговор ее с хозяином вулкана, решил больше узнать. Да
и хозяина обсуждать боязно. Огневик помнил — тому всегда все ведомо.
— Булочную держала, — протянула девица невесело. — Каждый
день до света вставала, пекла, а потом ко мне люд шел. Кто за хлебом, кто за
сдобой, кто за сластями, а кто и за караваем свадебным. Бывало, и из дальних селений
приезжали.