По ходжерскому уставу коллегам не положено задавать вопросы и
советовать во время работы. Поэтому затыкать внезапное артериальное
кровотечение один раз Илан к нему кинулся молча, Гагала толкнул.
Тот выругался в сторону и невнятно, тоже как бы соблюдал устав.
Илан не переживал особо — стоило бы и по шее дать за такую
оплошность. На Ходжере строго взыскивают, произойди такое даже у
студента на практике. Не за то, что повредил артерию, это как раз
бывает. За то, что растерялся и не прижал хотя бы пальцем. А в
Арденне это нормально. Грубая ошибка на простом этапе, рука
дрогнула, чуть не зарезал человека и сам испугался, но ничего.«Так
получилось». Ну, и Илан не нарочно толкается. Просто так
получилось.
И неожиданно хорошо показала себя Мышь. Записывать бирки
прооперированным и лист сопровождения для тех врачей, кто будет
наблюдать следующие сутки, она не могла, но встала у Илана за
правым плечом, отлично держала свет, когда требовалось сместить
лампу, подавала и вовремя подтыкала простыни и полотенца, и не
боялась ни крови, ни гноя, ни ошметков отрезанных тканей, ни
осколков костей, ни жутких зубастых железяк, которые к утру
накопились в отдельном лотке. Кажется, даже доктор Наджед
одобрительно кивнул один раз.
Закончили они в конце утренней стражи. Последними из трех
столов. Двадцать три человека из пятидесяти пяти. Илан снял
клеенчатый фартук и операционный балахон, выбросил последнюю пару
перчаток в мусорный бак, стал вытирать мокрой салфеткой лицо. Мышь
мяла ставшую пятнистой юбку в тощих лапках.
— Ну что, Мышь, напомогалась? — спросил Илан.
— М... можно сказать? — прошептала она.
— Теперь уже можно, — кивнул Илан.
— Ой, и говно же у вас работа, доктор...
— И у тебя теперь такая же. Не подозревала, на что шла?
— Не подозревала. Те, которых сегодня резали, хотя бы
выживут?
Илан обернулся к ней и примерно пять ударов сердца смотрел в
глаза.
— Я хотел бы сказать «да», — ответил он. — На самом деле мой
ответ «не знаю».
Мышь вдруг всхлипнула. Илан по-простому прижал ее к своему боку
и некоторое время держал, чувствуя, как под грубой госпитальной
робой вздрагивают худые лопатки.
— Поспи, — сказал он. — Пройдет.
Отпустил Мышь и пошел в дезинфекцию приводить себя в порядок,
потому что от крови на нем промокли даже суконные портянки, и в
правом сапоге хлюпало.