Я стащила рюкзак, вынула из кошелька монетку. Онисий повертел ее
в пальцах, поднес к глазу, увеличенному стеклышком пенсне.
— Работа Амфибрахия как всегда безукоризненна, — с восхищением
произнес гном. — И как всегда неповторима. Вы знаете, что все
монеты — разные? Они весят одинаково, всегда одного и того же
размера, но рисунок на поверхности уникален, как снежинка.
Коллекционеры у меня эти монеты прямо рвут из рук.
— Значит, цена монет должна меня приятно удивить. — Я
многозначительно изогнула бровь, стараясь выглядеть по-деловому
невозмутимо.
— Вы же понимаете, Василиса, я должен покрывать свои расходы и
риски…
Онисий назвал цифру, и у меня глаза на лоб полезли. Весь
невозмутимый вид как ветром сдуло. Да за такие деньги я готова
копать червей за сараем и по четным, и по нечетным, и по
выходным!
— Может, хотите приобрести что-нибудь, — вкрадчиво предложил
гном. Он включил свет в витрине позади стойки, и я зажмурилась от
блеска драгоценностей. — Есть тиара из бриллиантов, говорят, в ней
выходила замуж царевна Несмеяна, а ей, как вы знаете, было непросто
угодить. Или вот изумрудное колье, я вижу, вы любите изумруды. — Он
кивнул на мой перстенек. — К вашим глазам подойдет изумительно. А
может, вам нужны склянки для эликсиров? Есть самые лучшие — горный
хрусталь. Прозрачные, как вода, прочные, как камень.
В маленьких ручках появились пузырьки, сверкающие гранями, как
новогодние шарики.
Мне удалось отделаться от Онисия, лишь признавшись, что золотой
— это все, что у меня с собой есть. В итоге он выдал мне горсть
серебряных и медных монет сказочного мира и пухлую пачку рублей. Я
вышла из подвала, двумя руками прижимая к груди рюкзачок. Кажется,
на улице молодой ведьмы наступил праздник. Да здравствует
шопинг!
Я вернулась домой, когда уже стемнело. Протащила через арку
новенький велосипед, со всех сторон обвешанный пакетами с
покупками, прислонила его к стене у крылечка. В окнах горел свет, я
видела Юлькин силуэт, тенью скользящий по комнате, наверняка снова
катает волка. Я стащила пакеты с руля, толкнула попой дверь, вошла
в прихожую, развернулась… и замерла.
С ореховых балок свисала блестящая люстра, никаких больше мышей
и травяных веников, сверкал медный бок котла, по отдраенному полу
было жалко ходить — такой он был чистый, медовый. Домовой сидел за
скобленым добела столом и чинно пил чай, оттопырив крохотный
мизинчик.