— Как, все говорят, что у тебя есть невеста где-то там и что она
подходит вашей семье по происхождению, статусу, богатству и что там
ещё бывает, — сообщила она.
— Чего? — он смотрел на неё и вот вообще ни хрена не
понимал.
Что за чушь она несёт? Кто только придумал, убить мало! И вот
из-за этой херни она где-то там сидела и что-то себе
выдумывала?
— Вероника, ты откуда это взяла?
— Вся контора говорит. Что Валентин Фёдорович так сказал отцу
Сашки Татарниковой!
И тут он вспомнил. И начал ржать. Вот просто складываться
пополам, и дырка в спине тут же напомнила, что не надо так, а надо
тихо и осторожно, и закашливаться надо тоже тихо и осторожно. Но
всё польза — она встревожилась, смотрела уже как-то по-человечьи,
не как сначала.
Вик отдышался, взял её за обе руки и сказал:
— Душа моя, а почему же ты не пришла и не спросила — какого
хрена ты, такой-сякой, обещался кому-то там в Европах, а спишь со
мной? Я уж не говорю о том, почему ты вообще поверила какой-то
хрени про меня и не пришла и не рассказала мне эту забавную, без
сомнения, сплетню.
— Да потому, что где ты, а где я, небо и земля.
— Вероника, душа моя, ты гонишь, прости за просторечное
выражение в такую минуту. Но ты делаешь именно это. Я тебе мало
говорил, что люблю? Так скажу ещё раз, и не раз, и вообще. Тебя
люблю, а не какую-то племянницу Полиньки, ни одну из них.
Вероника прикрыла глаза: кажется, там были слёзы. Он, не
раздумывая, обнял, растрепал тщательно уложенные волосы, зарылся в
них носом, а потом поднял к себе её лицо и поцеловал.
— Прости меня, пожалуйста, — прошептала она. — Я очень, очень
тебя люблю.
И тоже обняла.
— Воистину, нет дурака глупее умного дурака, — усмехнулся он. —
Надо ж было придумать!
Ну то есть придумал-то отец, чтобы эта дура из отдела договоров
отстала, и не обидеть никого, мать их. И они ещё поржали, помнится,
над прикольной мыслью, потому что отец явно не видел своей
невесткой ни Элку, при всех её достоинствах, ни маленькую Доменику,
ни давно и счастливо замужнюю Джину. Кто бы мог подумать, что в
этот бред поверит не только дура Александра, но и умница
Вероника?
Она по-прежнему молчала, только хлопала ресницами, и слёзы всё
ещё бежали. Да что за ерунда, в самом-то деле! Он вытер ей слёзы,
то есть сначала попытался пальцем, но это был дохлый номер, тогда
он нашёл что-то типа полотенца, и тут уже дело пошло.