- Ивора? – удивленно спросил он,
когда девушка повернулась к нему и сбросила капюшон с головы. – Что
ты тут делаешь?
Ее глаза, взирающие на него, больше
не принадлежали молодой, наивной девчонке, которая трясясь
рассказывала о сожженной деревне и погибших родственниках. Слишком
холодные и слишком жестокие. Пронзающие насквозь своей ледяной
вседозволенностью.
- Я ухожу. Я свою миссию
выполнила.
Губы охотницы изогнулись в неприятной
усмешке. Димостэнис вдруг вспомнил, что не надел браслеты. Впрочем,
сейчас было уже не до этого. Он нырнул в первые слои изнанки и
словно попал в пекло. Внутреннее полотно мироздания горело. То, что
происходило в обычном мире - было лишь слабыми отголосками того,
что творилось здесь. Рвались потоки, рушился привычный порядок
стихийных связок. Серебряный попытался прорваться глубже. Десятки,
нет сотни открываемых переходов. Враг шел на Эшдар, и они были уже
за стеной.
Дим вернулся в привычный мир. Ивора
стояла в полушаге от него. От нее исходили эманации силы, которые
сложно было представить, что они могут принадлежать одному
человеку.
- Ты не достоин быть Хранителем.
В неярком свете огневиков блеснула
сталь. Димостэнис успел среагировать и чуть отклонился в сторону.
Лезвие ножа вместо сердца вошло на несколько пальцев ниже.
- Нет! – услышал Дим крик,
наполненный болью и яростью. Спустя несколько мгновений стрела
вошла в шею сталки, разрывая артерии и сосуды и та упала как
подкошенная к ногам своего вечного врага.
Димостэнис повернул голову. На
лестнице, ведущей к центровой башне стояла Элени. Растрепанная,
испуганная. Она бросила лук и побежала к нему. Серебряный остановил
ее резким движением руки.
- Не подходи ко мне, - произнес он
одними губами, но она поняла. Остановилась, как вкопанная,
продолжая смотреть на него.
Что-то надо было делать. Времени
оставалось все меньше. Он должен был успеть спасти Эшдар. Ноги
неожиданно подкосились, и он упал на колени. Сейчас Димостэнис
хорошо чувствовал, что происходило в изнанке и знал, что врагам
осталось сделать последние шаги, чтобы преодолеть стену и их уже
будет не остановить.
Снег падал на землю, устилая ее серым
покрывалом. Дим вдруг понял, что это не снег, а пепел от сожженного
воздуха. Поднял руки, поднося их к глазам. Серебряные линии
привычно окутывали кисти. Бежали по предплечьям, уходили на грудь,
даже рукоять ножа, торчавшая чуть выше ребер, отливала серебром.
Сила Таллы была везде: в нем, вокруг него, она искрила и
переливалась, сливалась с пеплом, развеивая его без остатка.