София тяжело вздохнула:
– А хорошие вести?..
– Состоят в том, что Майлз уведомил меня о скором возвращении экспедиции. Представь: мы тут с тобой сидим разговариваем, а они прямо сейчас домой направляются! – Шадрак попробовал улыбнуться. – В общем, того гляди, и правда скоро нагрянут.
«Наконец-то!» – подумала София. Вслух же спросила:
– И когда, по-твоему, их ждать?
– Пожалуй, в любой день. Представляю, как ты радуешься возвращению Тео!
– Да! – совершенно правдиво ответила София.
Без Тео у нее с поисками родителей не ладилось… и вообще.
Хотя, правду молвить, с поисками Тео ей не очень-то помогал. Когда они вдвоем отправились в бостонскую Публичную библиотеку, София много часов рылась в книгах, читала, читала… Тео же провел за читальным столом едва ли пару минут – и удрал болтать с другими посетителями библиотеки. А эта его привычка постоянно выдавать шуточки, даже о вещах более чем серьезных! Когда многообещающая зацепка в очередной раз оборачивалась глухим номером, он неизменно принимался прикалываться – и не закрывал рта, пока София тоже не начинала смеяться. Может, поэтому у нее без него и дело застопорилось? Если подумать, утыкаться в тупик вовсе не здорово. А он умудрялся все обставлять так, словно ничего смешнее на свете-то не было!
София и Шадрак молча сидели над нетронутыми тарелками. На стене громко тикали кухонные часы.
«Пора уже мне что-то сказать, – думала София. – Нужно объяснить ему про архив».
– Я сегодня еще в один архив заглянула, – произнесла она торопливо, понимая, что «по здравом размышлении» опять промолчит.
Дядя немного помолчал, потом изобразил интерес:
– В самом деле?
София видела по глазам: ему самому было стыдно за наигранное веселье, и преисполнилась сострадания.
«Вот и я чувствую то же, – подумалось ей. – До чего противно лицемерить».
Ей мучительно захотелось сказать что-то такое, что все исправило бы. О том, как она скучала по его урокам картологии, как нуждалась в его помощи… А главное – что она все понимала и он, невзирая ни на что, оставался ее любимым дядей Шадраком…
Разговоры о поисках Минны и Бронсона с некоторых пор сделались для них больной темой. Оба чувствовали себя глубоко виноватыми. Шадрак – потому, что ничего по этому поводу не предпринимал. София – потому, что своими упорными усилиями невольно обвиняла дядю в бездействии… Ей вдруг напрочь расхотелось рассказывать ему про нигилизмийский архив.