— Что ты там умеешь? Сперва надо
изучить отрывок из трактата. Идем в дом, тут темень лютая.
К нашему возвращению Амелия
превратила мой «творческий беспорядок» в идеальный немецкий стиль.
Все вещи расставила по местам как под линейку — на радость
перфекционистам и баварским педантам. Нас же встретила низким
поклоном и немедля осведомилась, желают ли господа отобедать или
выпить. Альберт пожелал, чтобы она погуляла где-нибудь часок-другой
— причем сказал это настолько резко, что блондинка вздрогнула и
сжалась, как от удара. Старика можно понять — у него в принципе
характер не сахар, а тут еще проблема за проблемой. Но реакция
новой служанки весьма удивила и немало озадачила.
— Я что-то сделала не так? —
пробормотала она.
— Все хорошо, — в душу закралось
недоброе подозрение. — Просто нам надо поговорить наедине.
— Если в чем-то ошиблась — только
скажите, — Амелия вцепилась в передник и понурила плечи. — Я едва
привыкла к порядкам господина Гессена, а тут вдруг новое
назначение, и...
— А что у него за порядки? — я
оборвал ненужные объяснения и сосредоточился на самом важном.
Блондинка выглядела слишком
зашуганной, чего меньше всего ждешь от бессмертного и могучего
существа, пусть и ниже статусом, как носферату. Но это все равно не
бесправная и бессловесная крестьянка — надо сильно постараться,
чтобы довести вампира до состояния перепуганной овечки. Я меньше
всего хотел знать, что белобрысый ублюдок с ней вытворял, но все
равно не удержался от вопроса.
— Порядки армейские, ваше
сиятельство. Можно сказать, казарменные. Все приказы должны
выполняться с полной выкладкой и точно в срок. Подъем и отбой
строго по расписанию, свободного времени — минимум. А если
господина что-то не устроит...
— То что? — закипающая кровь загудела
в висках.
— То последует наказание.
Амелия посмотрела мне в глаза, я же
едва сдерживался, чтобы снова не наведаться к ублюдку и не
закончить начатое, невзирая на последствия. Но из-за слов, что
услышал после, ярость в душе уступила место цепким коготкам страха
и тревоги.
— Среди придворных о вас ходит один
слух, — продолжила она, и на острых скулах проступили алые
пятнышки. — Говорят, вы лучше всех обращаетесь с прислугой. Цените
ее, уважаете, проявляете заботу и доброту — словно это и не слуга
вовсе, а ваш близкий друг. Моя просьба наверняка покажется
эгоистичной, и все же я бы хотела как можно дольше не возвращаться
к прежнему хозяину. Если это, конечно, возможно.