Оставалось лишь хрипеть в ожидании
неминуемой гибели, и все же я не привык так просто сдаваться. Бегло
осмотревшись в поисках спасения, заметил небольшое зеркало рядом с
тазом для умывания. Ни медля ни секунды, навелся на блестящую гладь
и выпустил весь накопленный заряд. Попасть в цель удалось не сразу,
но вскоре отраженный поток скользнул по врагу, и тот завалился на
бок, рыча и воя, как раненый медведь.
Я же избавился от петли и пополз к
револьверу, и всего за шаг до цели конюх схватил за ноги и
перевернул на спину. И мне стоило больших усилий не блевануть,
когда увидел обожженную, как у Харви Дента рожу с лопнувшими
вытаращенными глазами, черной коркой и спекшимися губами, почти не
скрывающими редкие гнилые зубы.
— Тва-а-а-арь!! — не своим голосом
возопил мужик и протянул скрюченные пальцы, чтобы закончить
начатое.
К нему на помощь уже спешил
секретарь, подслеповато щурясь и ориентируясь на звук. Поиски
закончились тем, что хмырь столкнул со стола лампу, и растекшийся в
углу керосин мгновенно полыхнул. Пламя перекинулось на кровать и
занавески, а комнату затянуло удушливым дымом. И если не покончить
с врагами прямо сейчас, огонь сожрет и правых, и виноватых.
Я лягнул урода в нос, и пока тот
корчился в кровавых соплях, дотянулся до кольта и обеими руками
направил на цель. Помедлил с выстрелом — не так-то просто
вчерашнему студенту забрать чужую жизнь, но тут громила в который
раз потянул к шее клешни, и я спустил курок.
А далее случилось нечто неожиданное.
Старославянские письмена на серебре вспыхнули точно вязь на кольце
всевластия — одно за другим, от барабана до мушки, и дульный срез
изрыгнул не пулю, а ослепительный золотой шар. Волшебный снаряд
прожег в груди конюха дыру, куда бы кулак пролез без смазки,
верзила завалился набок, дернулся пару раз и затих.
Писарь же ничего не видел, но обо
всем догадался по звуку. И бросился наутек, но ошибся направлением
и вместо двери наступил на горящую лужу. Запрыгал, заплясал,
пытаясь потушить пламя хлопками, но с тем же успехом можно
попробовать потушить напалм обычной водой. Огонь поднимался все
выше, вопли становились все громче, и я избавил бедолагу от
страданий выстрелом в сердце. Особой вины и раскаяния не ощутил,
ведь он убил бы меня без каких-либо сожалений. И быть может кровь
Карины тоже на его руках, так что пошел этот урод к черту, где ему
самое место.