- А-а-а! – взвизгнула я.
- Да что ж это такое! – пробасил
Васек следом.
Одним изящным движением ноги,
взбешенный и сильно нетрезвый Луганский, выдав Рею и Жучке по
волшебному пенделю под одно место, послал их вниз по лестнице.
- Вась! – в ужасе позвала я, узрев на
горизонте хозяина собак.
Но он никак не отреагировал. Схватил
за шкирку дворнягу, что до этого с остервенением жевала ремешок
моей обуви, и, хорошенько встряхнув, послал ее в недолгий, но
зрелищный полет вслед за собратьями. И что вы думаете? Эта бестия,
едва приземлившись о жесткий бетон, вскочила на лапы и принялась
возмущенно тявкать.
И тут на весь подъезд, перекрывая
надрывный лай собак, с повышенным на несколько октав голосом
взвизгнул Валерий Иванович, он же сосед:
- Ты что, урод, творишь?!!!
Ой, мамочки! Что сейчас будет…
Очень медленно Луганский повернул
голову в сторону приосанившегося соседа и окинул его таким
взглядом, что даже у меня поджилки затряслись. Валерий Иванович,
конечно, тот еще экземпляр, но совсем дураком не был. Сопоставив
комплекцию Васька со своей, как-то сразу сжался, сгорбился, и рука
его потянулась, чтобы стащить с головы моложавую кепку, под которой
блестела плешь и седина. Затем быстренько глянул в сторону
лестницы, где с виноватым видом поджали хвосты Рей и Жучка, перевел
взгляд на меня в поисках поддержки. Не найдя ее, снова посмотрел на
моего директора и судорожно сглотнул.
- Твои? – рыкнул Луганский, кивком
головы указав на собак.
Валерий Иванович испугано икнул и
поспешно выпалил:
- Н-нет. Я тут мимо проходил…
Соврал убедительно, не моргнув и
глазом. И Васек ему поверил,… если бы не три поводка в руке
собачника и два маленьких пинчера, что жались к его груди, тряся
тощенькими ножками. Валерий Иванович проследил за вспыхнувшим
яростью взглядом Луганского и побледнел так, что мне на мгновение
показалось, будто его удар хватит.
От неминуемой расправы соседа спас
скрип старенькой обитой дерматином двери и появление на лестничной
площадке еще одного действующего лица.
- Да что вам, окаянным, не спится
посреди ночи?! Ироды проклятые. Пузырек пустырника извела – и всё
насмарку!
Все головы, включая собачьи,
повернулись в сторону двери, где показалась гроза всех нарушителей
ночного спокойствия баб Клава. Это была высокая и худая, как палка,
старуха с неизменной клюкой. Ей она, к слову, пользовалась не из-за
того, что ноги плохо ходили, а чтоб тыркать всех неугодных.