– Не знаю куда ты, а я туда, – и махнул в сторону восхода.
Немец приложил ладонь здоровой руки к груди, попытавшись изобразить подобие улыбки. И они разошлись.
– Михалыч, чайник вскипел! – раздался совсем рядом голос Захар.
– Ага, щас заварю, – пришел в себя Литвинов-старший.
В закипевшую воду бросили ароматной сухой травы, нарванной еще в прошлом году и горсть ягодных хвостиков. На улице заметно посвежело, и Витя принес из палатки ватное одеяло, укутавшись им. Звезды стали ярче, потолстели, налились торжественным космическим соком. Костер почти потух. Темнота перестала быть такой таинственной и пугающей. В ней стали различимы кроны одиноких кедров и утесы, меж которыми лежал ягодный склон. Шепот реки, гладящей прибрежные камни, коварно убаюкивал.
– Интересно, есть еще где-нибудь такая красота как у нас? – спросил дядя Захар.
– Наверное, есть, – неуверенно ответил Витин отец.
– Если только за границей где-то, – презрительно протянул дядя Захар.
– А ты за границей был, бать? – полюбопытствовал Витя.
– В Польше, Германии, Чехословакии.
– И как там?
– Да… по-разному…
– Я тебе так скажу, Витек, – встрял дядя Захар. – Люди, бывает, лучше живут, а природы такой, все равно нет.
«Не скажи, Захар», подумал Литвинов-старший, «когда война к ним пришла, и они горя хлебнули». И тут же вспомнился ему случай, уже после Победы, поздним летом сорок пятого, когда он в одном из немецких домов, нашел болтавшуюся в петле молодую германку. Повесилась она, видимо, недавно, так как тело ее еще конвульсировало. Литвинов выхватил десантный нож и мигом срезал веревку. Оказалось, что не зря. То, что Литвинов принял за конвульсии, оказалось, мукой человеческого организма, не желавшего прощаться с жизнью. Девушка скоро отошла и стала рыдать.
– Чего в петлю полезла? – хотел узнать Литвинов, указывая на обрывок веревки, торчащий с потолка.
– Hungry… Mutter ist krank… Schwester ist krank…2
Литвинов тогда выгреб из вещевого мешка банку тушенки, остатки сахара и сухарей, и отправил несчастную домой.
– А вот тебе еще случай, – говорил дядя Захар Вите. – В Восточной Пруссии было. Стеллаж величиною с дом, велосипедами забитый. А у нас, до войны, их всего два штуки на весь поселок было. Так на стеллаж на этот, наш танк наехал, опрокинул все, и проехал по ним. Расплющил, раскатал.