Обрывки памяти. Рассказы о войне - страница 35

Шрифт
Интервал


– А я не буду отказывать хозяину в гостеприимстве, – поспешил исправить ошибку старлея корреспондент из газеты.

– Как угодно, товарищ капитан, как вам будет удобней, так и поступайте. Да, кстати, помнится мне, что вы жаловались на дефицит материала. Хотите, я придумаю вам статейку, не сходя с этой лавки?

– Вы? А что у вас есть определенный опыт в этой сфере деятельности?

– Опыт в корреспонденции у меня нулевой, но как говорил мой покойный дедушка: «Не боги горшки обжигают». Я в жизни руководствуюсь тем же принципом.

– Что ж, тогда сделайте такое одолжение.

– А статья у нас с вами, товарищ капитан, будет о событиях происшедших на этом самом месте, ровно три года назад.

– Очень интересно, – проявлял корреспондент неподдельный интерес.

– Так вот. Представьте себе: 1941 год, первые дни войны, полчища фашистов взломали нашу оборону на границе и движутся в глубь страны. Глухой хуторок в предгорьях Карпат, наподобие этого. Как-то утром во двор въезжает несколько грузовиков с немцами. Хозяин – вне себя от счастья. Накрывает им шикарный стол, несет сливовое вино десятилетней выдержки, потчует. Все рады, веселятся. Шутки, смех, улыбки. Но тут из леса внезапно выныривает русский танк. Маленький, но очень злой. Он принимается разгонять всю эту богадельню стрельбою из своего пулемета, и еще долго гоняется за фашистами, давя их гусеницами, пока, в конце концов, его не забрасывают гранатами. Потом раненных немцев кладут в уцелевшие машины и увозят на лечение, а погибших с почестями зарывают на краю полянки, ставят им березовые крестики, а русского героя-танкиста обливают бензином и поджигают его растерзанное, полуобуглившееся тело. Затем уходят и те, которым повезло остаться нетронутыми. А хозяин дома спокойно следит за тем, как догорает и рассыпается в прах труп советского танкиста. Но мало того, он еще все эти три года прилежно ухаживает за могилами фашистов, убирает их, цветы приносит.

Выждав паузу, особист плавно повернулся от капитана к украинцу. При монологе старлея глаза у пожилого гуцула с каждой секундой расширялись, и в них наряду с удивлением читалось отрицание. Все сидящие за столом уже покончили с ужином, но никто не решался встать и уйти, боясь этим привлечь внимание особиста.

– Правильно я рассказываю? – испытывающее глядя в расширенные зрачки старика, тихо произнес особист.