Рассказ был настолько нелеп, что Яну отправили на судебную комплексную психолого-сексолого-психиатрическую экспертизу. Результат нулевой, экспертиза не нашла у Яны ни психического заболевания, ни склонности к фантазированию, ни сексуальных проблем.
Это я вам долго рассказываю, на самом деле всё это промелькнуло у меня в долю секунды. На допросах, видя явное мое недоверие, Яна однажды сказала:
– Вот когда сами окажетесь в моём положении, тогда вспомните меня, Лукерья Михайловна.
Ну вот я и вспомнила.
Наталья Модестовна внимательно наблюдала за моим лицом. И видимо пришла к какому-то выводу. Потому что попросила меня положить ручку и рассказать всё поподробнее.
– Вы не производите впечатления неадекватной идиотки.
– Боюсь, что вы мне не поверите… – осторожно начала я.
– Начинайте рассказывать, там видно будет. Я здесь много каких невероятных историй слышала…
Ну да. Ну да. И всё же…
– На вашем месте я бы тоже не поверила…
– Да не приведи Господь вам на моем месте оказаться! – занервничала Наталья Модестовна. – И не тяните время, у меня его мало!
Опять на болезнь намёки? Ладно, была не была.
И я начала рассказывать про Японку.
– Вот значит как, – задумчиво произнесла она, когда я закончила. – Значит, вот как. Теперь понятно, почему бабка Зарефа так резко рванула в город к дочери, и почему после неё в вашей избушке никто не мог жить больше двух-трёх суток.
– С этого места, пожалуйста, поподробнее, – попросила я, считая, что имею полное право на такую информацию.
– В другой раз. Сегодня у меня проблемы, я и так засиделась тут с вами, да и темно на дворе.
– Нет, позвольте! – возмутилась я. – Так нечестно! Вы, значит, знали, что моя изба для проживания непригодна, и молчали! Уж будьте так любезны объясниться!
Наталья Модестовна явно не собиралась объясняться, да и не успела бы, потому что за окном раздались звуки подъехавших автомобилей. Эти звуки подозрительно напомнили мне, когда на нескольких автомобилях к месту происшествия подъезжают три-четыре экипажа ОМОНа.
Скорость, резкое торможение и хлопание дверок.
Быстрые четкие шаги, вот распахивается дверь кабинета, и врываются два кренделя в строгих черных костюмах и темных очках. Что за дела?
Я в недоумении оглянулась на Наталью Модестовну. Она побледнела и пыталась резко выдернуть из-за стола своё полное болезненное тело, но застряла. Губы её дрожали, со лба катились мелкие бисеринки пота. Мне стало её жаль.