Конечно, принятое имя обязывало помогать нуждавшимся дамам, но сам он не искал их, а лишь когда они случались, оказывал им посильную помощь. Габриэль не знал чего в его поступках больше – мести глумливому отцу или чувства стыда за давний проступок.
Отшучиваясь, он говорил, что рыцарь зеленого щита с белой дамой когда-нибудь возьмет свое, когда-нибудь он спасет принцессу, угодившую в лапы к дракону, похищенную разбойниками или подвергшуюся нападению вервольфа, мантикоры или ехидны. Когда-нибудь благодарный и благородный отец женит Габриэля на своей богатенькой дочери, отдаст половину замка, отопрет сокровищницу и скопленное папенькой золотишко рекой потечет в его широченный карман.
Поднявшись со свадебного ложа и подарив жене сына, дедушке наследника, он, молодой рыцарь отправится в Крестовый поход прославлять свое имя.
Шутить то он шутил, да вот понимал, что папеньки такие давно перевелись, ведь дочерей у них так много, что они в благодарность за спасение своей двенадцатой дочери, имя которой слышали последний раз во время крещения, совали в зубы рыцарскому коню инжир, а рыцарю – бутыль прошлогоднего урожая.
А на что собственно он мог еще рассчитывать? Недавно опоясанный рыцарь, вчерашний оруженосец, на турнирах мог бросать вызов только равным себе, таким же странствующим рыцарям, бедным дворянам. Выигранный поединок приносил «рыцарского коня» – клячу, которую хозяин позабыл отдать пару лет назад живодёру, протершиеся кожаные доспехи из плешивого верблюда, потную стеганку или дырявую кольчугу, а вместо вострого мяча – дровосекову пилу. Если его подводила удача – он терял все. Габриэль часто думал – отчего одни имеют возможность совершать ошибки, а другие – нет. Ведь если он оступится, ему придётся начать все сызнова. Конь, щит, копье и меч. А если ждать того самого единственного верного шанса, можно потратить на это уйму времени, вечность.
Старый рыцарский конь, выигранный в честном поединке, против древнего рыцаря, решившего таким образом найти достойного хозяина гривастому другу, и отцовский меч – все, что было ценного у Габриэля де Грамона, не считая молодости и профессионального честолюбия.
Размышляя подобным образом, Габриэль убеждал себя, что он поступил правильно, когда нанялся изловить единорога в волшебном лесу Броселианд.