— Нехорошо, — кивает
головой Маша.
— Точняк, это опасно,
прав дед. — подмигивает Елисей. — Но если бы посадить на этот диван тётю Лару,
то дедушка мог бы её прямо в космос запустить. Ага! Как на ракете. А ещё
тёте Ларе надо напихать полные руки картошки фри, чтобы в полёте не скучно
было. Аха-ха-ха!
— Придурок, — фыркает с
кислой миной на лице жена Бурсина.
— Хи-хи-хи, —
прикрывается ладошками и во всю смеётся Маша.
Общий смех захватывает
присутствующих. Громче всех почему-то смеётся Макеев. Буквально до слёз. Яне
даже приходится стукнуть его кулаком в плечо, чтобы успокоить. Лара нервно
дёргается и ёрзает на стуле.
— Ну что ты, Ларочка, не
обижайся, это шутка, — тихонько уговаривает её Лидия Петровна.
Пётр вежливо сдерживает
смех, подходит ко мне сзади, кладёт руку на спину и целует волосы. В ту же
секунду я чувствую, что затылок начинает гореть. Пылают плечи и спина. Всё тело
обдаёт адским пламенем.
— Ma femme
bien-aimée.[2] — бархатно шепчет Пётр.
Я улыбаюсь и чувствую,
как подпрыгивает моё сердце. Бешено колотится о рёбра, но не от услышанного и
не от близости мужа, а оттого, что где-то позади нас стоит Бурсин. Пётр
скользит ладонью ниже, захватывая мою талию, и ведёт меня обратно к
столу.
Всё тело нещадно горит.
Можно подумать, я уснула на солнце, и теперь моя кожа — сплошной солнечный
ожог. Но только сзади.
Заставляю себя идти,
передвигая ватные ноги. За столом делаю два маленьких глотка холодного
шампанского, чтобы хоть немного остыть. Окидываю взглядом обеденный зал и
понимаю, что отсутствуют Макеев и Бурсин, вдвоём куда-то вышли.
[1] Ты моя любовь. Ты
отличаешься ото всех. Я смотрю на тебя и восхищаюсь тобой. Я с тобой, мой
ангелочек.
[2] Моя любимая жена.
Бурсин
— Юр, стой! — кричит Кир
мне в спину. Я выскочил на улицу проветриться, он за мной. — Бурый! Погоди ты.
Иду вперёд по садовой
дорожке внутреннего двора особняка Буше. Темно. Путь освещается только светом
из окон. Макеев хватает за руку, я резко сбрасываю захват и разворачиваюсь лоб
в лоб.
— Что, Кир? Что?!
— Успокойся. Ты посмотри
на себя. Всего наизнанку вывернуло — мясом наружу. Остановись, пока дров не
наломал. — хрипит Кир.
— Не могу я, блядь,
больше! — на эмоциях бью ладонью себя в грудь. Ни орать, ни громко
говорить нельзя, остаётся только рычать и скулить. — Думал, что за
грёбанные два года всё прошло. Должно же было! Только хуже всё стало. Она мать
моего ребёнка… Он подходит к ней, и у меня приступ бешенства начинается с пеной
изо рта. Сам себя еле-еле на цепи держу, я его на куски рвать готов… Но не
могу! Он официальный отец моей дочери и ей муж. Его воля, и я их больше не
увижу. Как эта хрень произошла?! Как? Зачем она это сделала? Кир, за что?! Я,
блядь, в долбанной ловушке.