Дело в том, что Ренат Игоревич был беллетристом. Это слово нравилось ему гораздо больше необязательного «писатель». Юру он мог бы спокойно назвать «писателем». А себя – никогда. Филология и попутное художественное сочинительство в представлениях Рената Игоревича отлично уживались в «писателе». Но беллетриста – того настоящего, что между массовой и заумной дребеденью, – они элементарно оскорбляли.
Однажды Юра пригласил Рената Игоревича на свой семинар – выступить перед студентами. Точнее, студентками. В вузе, где подвизался Юра Билинкис, оседали в основном выпускницы гуманитарных школ. В подавляющем большинстве – провинциалки с крепкими нервами, голенями и отчаянным желанием прописки в столице. Ренат Игоревич безошибочно угадывал таких, еще со времен собственного высшего образования. По блеску в глазах, загоравшемуся при словах «моя бабушка, коренная москвичка» или «родись я не в Москве, а в каком-нибудь Семижопинске…»; и, разумеется, – по недюжинной модности. Моднявости, как говорили они в молодости. То, во что столичные облачались на праздники, эти носили и занашивали ежедневно.
Конец ознакомительного фрагмента.