Печальный командор Нормандии теребил массивную серебряную цепь, висевшую у него на груди.
– А год назад он показался мне благоразумным и добронравным человеком. И просвещенным. Когда я ходатайствовал о нем перед вами, мессир, я был уверен, что приношу Ордену пользу, и немалую.
– Да уж, – перекрестился де Аньезьеко.
– Он сумасшедший, – повторил свою мысль генеральный прокурор, но уже менее уверенным голосом.
– И с каким вызовом держится! – всплеснул руками капеллан, – горделив и самонадеян, как все еретики.
– Отчасти меня извиняет то, что при первом же поступившем ко мне известии о приемах и методах Армана Ги в его новой должности я тут же велел его арестовать, – начал оправдательную речь Жоффруа де Шарне, – так что растлить он успел немногих.
– О каких это он говорил старинных традициях ордена? – спросил вдруг молчавший Жак де Молэ, – впрочем, о том, что в народе принято приписывать нам, храмовникам, необыкновенное пьянство и стяжательство, я и сам знаю. Но первое, мне казалось, проистекает оттого, что у нас лучшие в королевстве виноградники и винные подвалы. А второе оттого, что мы лучше и разумнее всех в мире устроили банковское дело.
Присутствующие закивали.
– Но узаконение содомского греха, внутренний круг посвящения… что он имел в виду? Ведь ничего подобного за стенами наших замков не скрывается. Или я сошел с ума и не вижу того, что видят все?!
Никто не решался выступить с ответом. Не было ясно, до какой степени Великий магистр искренен в своем вопросе и в своем негодовании. Решился командор, по праву старшего по возрасту и по праву старинной дружбы.
– Такие слухи не прекращались никогда. Нечто вроде орденского предания. Правда, этот ублюдок изложил его скомканно и путанно. Упорно и среди светских резонеров и критиков, и среди рыцарей, склонных к героическому фантазированию и тайнам, блуждают рассказы об имевших якобы место в те героические времена подобных делах. Но кто может теперь ручаться за истинность этих басен? Письменные свидетельства так скудны, что…
– Я не о том! До меня тоже доходили эти сказки, и я считал их именно сказками, зарождающимися от праздности и склонности к суесловью. Меня интересует, в какой степени все, о чем бормотал здесь этот Арман Ги, присутствует в устройстве Ордена нынешнего. Не бойтесь меня огорчить, и если вам есть что сказать, говорите.